Анифа. Пленница степей (СИ)

Изредка Анифа бросала быстрые взгляды на Шах-Рана — немного похудевший и осунувшийся, но по-прежнему крепкий и уверенный в себе, сейчас он отдыхал. Расслабившись, мужчина возлежал на низком топчане, а его наложницы — Дарина и Малья — прислуживали ему, подавая то или иное блюдо или наполняя чарку вином. Еще одна молодая женщина — беременная Зарна — сидела в его ногах на подушках и с гордым видом оглаживала свой заметно округлившийся живот. На всех наложницах были дорогие и яркие, как у роунских модниц, наряды и украшения, а их головы покрывали изысканные и тонкие вуали, вышитые золотыми нитями и блестящими камешками. Но уже не в первый раз Анифа подумала о том, что это выглядит странно на фоне совершенно простой и незамысловатой одежды кочевников, сшитой из грубо выделанной кожи и обычного полотна.

Но в этой дикой несовместимости, надо признать, была своеобразная прелесть и чарующая своей первозданной дикостью красота. Как, впрочем, и всё в Дариорше.

И Анифа как-то привыкла к этому, свыклась и с атмосферой этой местности, и с людьми, что населяли эту землю. И даже смирилась с тем, что иной жизни, похоже, ей не видать…

Когда Анифа посчитала, что уже достаточно отсидела на празднике, устроенном в честь Шах-Ран и его воинов, и собралась потихоньку улизнуть, в женском углу появилась Лиша. Несмотря на холод, та была одета довольно легко и фривольно, но, судя по пьяным глазах и немного нетвердой походке, ее согревал выпитый раньше алкоголь.

— Наш господин приказывает тебе танцевать, Анифа! — громко и развязно проговорила девушка, широко разведя руки в стороны, — Иди же! Порадуй Повелителя племен!

Горестно вздохнув, танцовщица поглядела в сторону Шах-Рана. Тот же на нее не смотрел, а, смежив веки, рассеянно слушал нежное воркование окружавших его наложниц, ласкающих и поглаживающих его плечи и затянутые в штаны бедра.

Впрочем, уже давно наступила та стадия праздника, когда разомлевшие и удовлетворенные едой и выпивкой мужчины уже вовсю наслаждались вниманием и лаской беззаботно улыбающихся и раскованных женщин, готовые наградить воинов за их подвиги и смелость.

Не смея ослушаться приказа вождя, Анифа поднялась с подушек и, не обувшись, медленно ступила с ковров, на котором устроились жены воинов, на выщербленный временем мрамор пола. Неторопливо и грациозно ступая вперед, она в своем зачинающемся танце стянула с себя сначала накидку, с тяжелым шорохом упавшую на пол, а следом — шаль и куртку. Конечно, звуки падающей одежды были не настолько громки, чтобы привлечь к себе внимание, но Шах-Ран, раскрыв глаза, все-таки повернул к ней голову, пронзительно уставившись на девушку. И даже издалека Анифа заметила вспыхнувших в них знакомый огонек желания и похоти. И это даже несмотря на то, что на ней сейчас было так много одежды, которая и рядом не стояла с изысканными нарядами его наложниц.

По крайней мере, ее верхняя часть.

“Не забыл”, - с горечью подумала маленькая танцовщица, медленно расстегивая застежки на платье из плотного полотна, которое она вручную вышила в традиционных восточных узорах.

Одновременно она под ритм играющей музыки грациозно вела бедрами, плечами, руками. Откидывала назад голову, выставляя напоказ шею и обнажившиеся ключицы. И шла вперед, привлекая, не прилагая больших усилий, к своей фигуре внимание.

Когда верхнее платье наконец-то сползло к изящным девичьим ступням, обнажив не только тонкую и полупрозрачную ткань откровенного наряда для танцев, но и изящное тело, и Анифа, переступив через смятое полотно, скользнула взглядом по сидящим за столами кочевниками, ее выступление началось по-настоящему.

За прошедшие недели девушка практически не репетировала, занятая другими делами. Конечно, она ничего не забыла, но чувствовала неуверенность и сомнения. Потому-то она и затеяла это представление с раздеванием, чтобы не только вспомнить те особые движения и переходы, которые столь восхищали зрителей, но и наполнить свои чресла той силой, что позволяла ей так красиво, так самозабвенно и при этом настолько чувственно танцевать. И хотя холодный воздух неприятно обжег ее кожу, заставив покрыться мурашками, а кружки сосков — сжаться и явственно проступить через материал, Анифа всем своим сознанием потянулась к музыке, чтобы, погрузившись в ее мелодику и ритм, вспыхнуть огнем и стать самим воплощением чувственного и нежного искусства.