Аника (СИ)

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге показались две женщины. Одна, пунцово-красная от смущения и явно чем-то ошарашенная, комкала в руках насквозь мокрый кружевной платочек и во все глаза смотрела на вторую…

Последний раз я видел мою Анику грязной и мокрой, в рванье, со слипшимися в единую массу волосами. И даже тогда я поражался ее красоте. Теперь же я… боялся ослепнуть. Впервые я увидел ее в платье. Том самом, что принес ей прошлой осенью. Немаркое, строгое, но красивое, оно идеально облегало ее точеную фигуру и распадалось мягкими волнами от пояса. Золотистые кучеряшки были аккуратно собраны в незамысловатую, благородную прическу. Белое, с приятной розовинкой лицо сияло каким-то неземным светом.

Абсолют – другого слова я подобрать не мог ни тогда, ни сейчас. Она была… абсолютна! Глядя, как она провожает по дорожке свою посетительницу, я думал о том, что с такой внешностью эта девушка могла бы получить все, что захочет. Деньги, замки, драгоценности, балы, путешествия и толпы поклонников. Но она предпочла жить в лесной глуши в доме, взрощенном на костях моей несчастной Бизи и ее нерождённого теленка. И еще бог знает скольких животных… Я не мог этого понять. Да, я помнил, что она стремится куда-то «домой», но все равно был просто не в состоянии понять.

- … до следующей луны, - донесся до меня ее бархатистый голос, - Если передумаешь, то просто не подпускай его к себе до срока.

- Я не передумаю…

Женщина – серенькая, невзрачная мышь рядом с сияющей, царственной Аникой – торопливо скрылась среди деревьев. Аника некоторое время глядела ей вслед, потом повернулась в мою сторону и негромко позвала «Бенни!».

…

С совершенно глупым видом я сидел у огромного потрескивающего камина, держа на коленях кружку какао с молоком – невиданная роскошь! Голова полнилась посторонним, сводящим с ума звоном, от которого мысли никак не могли собраться вместе и скакали, как потревоженные в траве кузнечики.

Аника хлопотала по хозяйству – оттирала кушетку в углу от потеков крови, полоскала тряпку в тазу и снова оттирала. Поймав мой безумный взгляд, она откинула со лба выбившуюся прядь и устало усмехнулась.

- Не бесись. Это моя кровь.

Я отвел взгляд. Поверил ли? Да, конечно. Ведь ее посетительница на моих глазах – целая и невредимая – утопала в лес. Если, конечно, с ней не было кого-то еще… Я потер подушечками пальцев виски.

- Это как погрузиться глубоко под воду. Не переживай, - добавила она, - перепад давления или что-то в этом духе. Уши заложило?

Я кивнул.

- Скоро пройдет.

Постепенно звон стих, и я немного расслабился, украдкой осматривая новый дом (байшин!) моей подопечной. Все то же единственное помещение, только раза в полтора больше, а убранство... Три стены из четырех представляли собой гнилую, рыхлую доску с противными наростами то ли плесени, то ли тех отвратительных бледных грибов, которые любят темные и сырые погреба. Четвертая же стена была идеально гладкой и затянута шикарными атласными обоями с изображением огромных тюльпанов. Пол тоже был дикой смесью все тех же почерневших гнилых досок, в хаотичном порядке перемежающихся с участками натертого до блеска паркета. Массивный, сверкающий полировкой дубовый стол, и рядом одинокий, кривой табурет. Шаткая занозистая скамейка, на которой я восседал, а напротив - изящный, тонконогий столик, которому вполне нашлось бы местечко и в королевском дворце. Грубый и, кажется, намертво прибитый к гнилой стене сундук, и рядом с ним кривоногая претенциозная кушетка вроде тех, на которых так любят позировать для художников жеманные богачки. Эту кушетку и оттирала Аника.

На полу возле холодного камина лежала шкура исполинского медведя. И это не смотря на то, что медведей в Британии истребили еще в прошлом веке!

Все казалось диким, нелепым, безумным… Единственное, что радовало и успокаивало глаза – картины, тут и там развешанные на единственной чистой стене. Было в тех наполненных меланхолией и туманами пейзажах что-то, что трогало сердце. Что-то… настоящее.

Я покосился на горячую кружку в своих руках и с опаской отхлебнул. Какао было восхитительным – сладким, горячим и душистым. Последний раз я лакомился таким очень давно – задолго до побега с Родины. Сделав еще несколько глотков, я поставил кружку с блюдцем на тонконогий столик и поднялся, надеясь движением развеять какую-то душную муть и рябь, угнездившуюся в голове с того мгновения, как переступил порог.

Неожиданно в глаза бросились тяжелые кованные подсвечники на стенах. Я бы обязательно обратил на них внимание при входе, ибо их причудливо изогнутые ветви направлены были почему-то вниз. Отгоняя от себя дурацкую мысль, что появились они только что, пока я пил какао, я подошел к одному и попытался его развернуть, но он сидел, как влитой. Приглядевшись, я ошарашенно отошел. Канделябр не имел никакого крепления, он просто… рос из стены! Я даже видел, как деревянная гниль плавно перетекает в металл…