Анима. Весь цикл в одном томе

– Она здесь. Ищи сама, ты же у нас такая умная. Накопила тысячу тысяч крупинок в такие времена, куда там бедняге Нилу! И все отдала мне.

– Ты знаешь Нила? – дрожащим голосом спросила Гвен.

Тень вздохнула ей в ухо:

– Конечно. Я, можно сказать, сама его создала. Ну, не в пошлом человеческом смысле. – Она хихикнула. – Удачи, Гвендолин, мне пора. Сестра надолго отняла у меня власть, а я в ответ отниму то, что ей дороже всего.

– Меня? – шепотом спросила Гвен.

Вот в чем дело: ее, наверное, тут убьют. Могла бы и догадаться.

– Тебя? – Тень удивленно хмыкнула. – Ну нет, это слишком мелко. Ты – просто одна из ее детей, вас полно.

Гвен невольно почувствовала себя задетой. Тень жадно дышала ей в ухо, как будто наслаждалась ее замешательством и грустью.

– И напоследок скажу главное, – громко прошептала Тень, касаясь дыханием ее щеки. – Ты хоть представляешь, что такое тысяча тысяч крупинок, собранных в такие времена? Крупицы последних надежд и отчаянной жажды счастья. Ты была сильнее, чем кто-либо в истории, ну, кроме твоей матери, конечно. Эта анима могла бы осветить все золотые земли, победить Ястребов, перевернуть мир вверх дном, подарить счастье несчастным, вернуть любовь всем этим жалким детям и их родителям – ты могла спасти всех, а спасла только одного человека! И сама разрешила мне все это погасить. – Тень хохотнула. – Ох, Гвендолин. Любовь заставляет творить ужасные вещи, вот поэтому в моем мире обойдутся без нее. – Она снисходительно похлопала Гвен по плечу, и та зажмурилась от холода. – Вы обе мне больше не помеха, и это очень кстати – у меня сегодня много дел.

– Каких? – шепотом спросила Гвен, но ощущение присутствия уже исчезло.

Вокруг была непроглядная, печальная тьма, и очень хотелось плакать, но Гвен помотала головой и вытянула перед собой руки, ощупывая воздух. Она уже зашла так далеко, нельзя теперь отступить.

– Мам, ты тут? – хрипло позвала Гвен.

Ответа не было, и она принялась терпеливо перебирать темноту, как будто мать была перышком, которое надо ловко поймать. Когда коснулась стен пещеры, начала ощупывать стены, потом, встав на колени, – пол, но повсюду было одно и то же: холод, камни, пустота.

Наконец каждый клочок этого тесного пространства был изучен: с одной стороны каменные стены и никаких тайных ходов, с другой – предположительно выход из пещеры, затянутый упругой холодной преградой, на ощупь – точь-в-точь как стена того купола, что был на крохотном островке. В приступе последней надежды Гвен, хватаясь за камни, взобралась по очереди на разные участки стен и ощупала потолок, но там были все те же каменные выступы. Гвен медленно опустилась на землю и закрыла глаза. Она чувствовала: в ней больше нет анимы, кроме искры жизни. Теперь она совершенно пустая и потратила свои огромные запасы зря – просто отдала их, и они погасли. Мамы тут явно нет, разорвать теневую преграду не получится, и все, что осталось, – это лечь и иссякнуть. Может, стоило это сделать еще в Селении. Видно, сколько ни пытайся, все равно проиграешь, а жизнь – это одно сплошное разочарование.

Гвен почувствовала, как что-то мокрое ползет по ее щеке, и сначала решила, что это крохотное живое существо, но потом поняла: нет, просто слеза. Она не плакала с того дня, как потеряла маму, и даже не сразу вспомнила, как это ощущается. Что-то мягкое и уязвимое в ее сердце, много лет покрытое льдом, начало оттаивать. Она так долго не давала воли этой печали, чтобы не расклеиться, а теперь держаться было уже незачем, и Гвен зарыдала во весь голос, елозя мокрой щекой по камням.

Золотым волшебникам нельзя грустить и злиться, чтобы магия не ослабла, вот только она больше не была волшебником, не была ни дочерью, ни другом, ни советником, ни игроком, не была особенной, не была совершенно никем, и это оказалось так невыносимо, что корка на ее сердце, которую она нарастила, чтобы защищаться от грусти, лопнула, и слезы полились с такой скоростью и силой, что Гвен не успевала их сглатывать или вытирать, они лились в рот, за воротник, на камни, Гвен захлебывалась ими, она даже не думала, что способна издавать такие звуки. Камни под ее щекой промокли, словно их полило дождем, но Гвен плакала только сильнее.

Глаза у нее так распухли, что она не могла их открыть, – и потому не сразу заметила, как посветлело вокруг. Наверное, Тень перестала закрывать вход в пещеру. Гвен устало подняла опухшее лицо. Вход оставался таким же темным, как прежде, зато сияли слезы на камнях: серебристым, лунным светом, словно звездочка, которую мама подарила той парочке на свадьбу вместе со стихотворением про то, что свет горит во тьме ярче. Гвен медленно села и вытерла рукавом лицо. На рукаве остались влажные серебристые следы.