– Из-за плюща, – торжественно повторяю я, снова пуская в дело палец – подняв, грозно трясу десятью сантиметрами выше уха. – Да,
Инга: из-за вот этого плюща!
Она недоуменно смотрит на столь невинное на первый взгляд растение.
Все вранье, конечно. Лиза уволилась после полуторамесячного периода страданий с ее стороны и некоторой нервотрепки с моей. Почему-то ей втемяшилось, что мы вечно должны быть вместе…
– Потому что, видите ли, работа аниматора – это напряженное и ответственное занятие. Вы, наверное, думаете, что мы баклуши бьем?
Нет, дорогая Инга. Мы не бьем баклуш. Утром я провел пять сеансов.
Теперь у меня две лекции для тех студентов и студенток, в числе которых могли бы оказаться и вы, если бы, как вы изволили выразиться, не срезались на имиджинге. Затем еще пять или шесть сеансов… Представляете себе, что это такое?
Она пожимает плечами.
– Это жизнь раба. Это жизнь галерника. И муравья. В одном лице.
Поэтому когда аниматор заходит в собственный кабинет, он хочет по крайней мере видеть дорогой его усталому сердцу плющ в полном порядке.
Она кивает. И смотрит так, как будто сейчас услышала что-то такое, что позволяет ей теперь относиться ко мне как-то иначе. Как-то совсем по-другому.
– Вот, собственно, и все, – говорю я, просовывая руку в рукав свежего халата. – Остальное вам расскажет Екатерина Викторовна.
И почему говорят, что дураки легки на помине? Разве Катерина – дура?
– Бармин! – восклицает она с порога. – У тебя есть совесть? Студенты должны ждать тебя пятнадцать минут?!
– Во-первых, не пятнадцать, – отвечаю я, указывая на часы. – Всего лишь четыре.
– Это пока четыре! – Катерина швыряет сумку на стол и принимается сдирать с себя алый жакет. Белая блузка плотно облегает яростно подрагивающую грудь. Горьковатый аромат косметики мешается со свежим запахом разгоряченного тела. Освободившись, гневно встряхивает волосами и щурит на меня злые черные глаза. – Ты что?! А пока дойдешь? А пока то, пока се! На нас каждую неделю учебная часть телеги пишет! У тебя нету совести, Бармин! – И, переводя взгляд, чуть спокойней: – Вы Инга?
Бедная Инга. Час от часу не легче. Мне вдруг становится ее жалко. То я ее стращал, то сейчас Катерина обрушится… А ведь, в сущности, милая девушка. Даже, может быть, хорошая. Другая бы уже послала всех. Что-то в ней есть…
Нарочно мешкаю у порога.
– Значит так, Инга, – говорит Катерина, будто подводя какую-то важную черту.
И рассматривает новую лаборантку, как посетитель дорогого ресторана рыбу в аквариуме, – того и гляди покажет пальцем, чтоб несли жарить.
Я уже шагаю по коридору, а глаза, уши, ноздри, подушечки пальцев и кончик языка еще хранят все, что секунду назад было перед глазами, а теперь растворилось в совсем недавнем прошлом, безвозвратно кануло вместе с секундой, перевалившей в тыльную часть вечности. Уже ничего нет, а я еще вижу две женские фигуры, замершие друг перед другом в миг первого касания – миг, полный враждебного интереса, презрения, готовности броситься в бой, чтобы отстоять нечто свое. Что именно? – не знаю; но у каждой есть свое, и я ощущаю это не зрением, не слухом, а иным чувством – шестым чувством, позволяющим пережить, воспринять эти голубоватые облака жизни, облекающие их тела…
Неужели это когда-нибудь кончится? Неужели исчезнет? И как это будет? Постепенное, медленное угасание… день за днем… так же, как на кошачьих лапах подступает слепота, глухота?.. Или мощный удар волны, выбрасывающей тебя из мира тепла и света во мрак, в небытие,
– мгновенный всплеск темноты и забвения?.. Неужели так же?.. А что потом?.. дурацкий вопрос… особенно из уст аниматора. Это моя работа; я каждый день вижу то, что за гранью, за пределом; каждый день стремлюсь понять и вчувствоваться; и все-таки не понимаю и не пойму никогда, потому что жизнь, вопреки распространенному мнению, не имеет и не может иметь никакого отношения к смерти…
На сетчатке глаз тают последние светлые пятна прошлого.
Ковролин гасит звук шагов. Коридор скоро выведет к стекляшке перехода, соединяющего административный и учебный корпуса. Следовало бы собраться с мыслями. Да, да… Уж если с утра не нашел времени на имидж-тренинг. Вот именно. Хотя бы прикинуть, о чем толковать со студентами. Вторая?.. да, вторая лекция. Первая прошла в довольно необязательных рассуждениях о целях и задачах учебного процесса.
Знакомство. Кто откуда, кто почему. Разные лица, голоса… Никого не вспомнить толком.
Вообще говоря, преподаватель из меня никудышный. Впрочем, дело в другом: нельзя научить тому, что должно быть дано от рождения.
Развить способности – да. Открыть новые горизонты – разумеется.
Показать, как более эффективно использовать имеющиеся в наличии инструменты, – конечно. Но научить! – никогда, никогда не научишь.