Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

— Алекс, йя, экшен, экшен! — зашипел Боб, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.

«Озеленеть можно, какой к чёрту экшен может быть применим сейчас?»

Я бодро, насколько мог, прокричал: «Эхей!» — похлопал как дурачок в ладоши и исполнил что-то наподобие комаринской, то есть простукал себя по коленкам, голени, пяткам, груди, предплечьям и выставил вперёд правую ногу на пятке. Егор забулькал и облизал микрофон. По виду Боба я понял, что это не то, что он ождал. Так я оказался косвенно виновен в гибели его третьей и самой любимой свинки. Но предложить нечто иное не сумел. Ничего не придумывалось. Внутренняя диспетчерская молчала.

Пара немцев с чуть большим интересом посмотрела в мою сторону, поэтому я повторил свою репризу. Интерес угас.

Боб тяжело задышал и зашипел мне, — «Чеас, йя, чеас».

Не ожидая от себя такой сообразительности, я сумел перевезти это шипение. И, понукаемый Бобом, поставил на нашу импровизированную сцену, которая представляла из себя часть пола размерами три на три, огороженную с одной стороны столиками, с другой барной стойкой, одинокий стул.

Боб воззрился на меня как на идиота, сделал пару судорожных вздохов и продолжил на своём змеином.

— Мооо чеас, йя, салак… — видно позабыв опустить микрофон, он распространил этот звук потустороннего мира на весь холл и даже бармен вздрогнул, пробудившись ото сна.

— Еещё сту-стульев! — заботливо перевёл Егорка в усилитель голоса, согнулся пополам и со словами «утя, утя» стал крошить хлебные мякиши из кармана.

До меня уже дошло осознание, чего хотят шефы, и я добавил ещё три стула для надёжности. Боб задышал в более спокойном ритме, Мусти ободряюще показал мне большой палец. Не, а трудно было объяснить мне до начала шоу, что тут будет происходить и что от меня потребуется.

— Для нашего шоу нам нужны четыре участника, — бодро завопил Боб на-турецком и немецком. Егорка подхватил клич и транслировал, нервно хохоча, до появления слёз в глазах. Если бы я не видел этого воочию, не поверил бы, что такое может происходить в жизни. Действительно шоу.

Шоу идиотов. Но оценивать весь комизм ситуации, находясь в роли мальчика для битья, на тот момент мне было сложно.

Боб, не чувствуя энтузиазма и инициативы предполагаемых участников со стороны зрительного зала, старательно игнорирующих всё, что происходит на самодельных подмостках, зашёл с этой фразой про комсомольцев-добровольцев на второй круг, ещё громче и чуточку более злобно.

Бюргеры со стажем словно ждали этого повтора и дружно поднялись с насиженных мест. Я опешил, неужели что-то состоится. Но бундес-тим, не оправдывая наших чаяний, нервно кудахча, как потревоженные пернатые, со всей возможно-предельной старческой скоростью засеменили к выходу из опасной для барабанных перепонок шумовой зоны. «Вот вам и Бонч Бруевич», как любил говаривать один знакомый студент исторического факультета.

— Пипетс, барсуки, — донеслось со стороны пульта.

Через лицо Боба наружу стали выступать пунцовые пятна, как предвестники беды.

— Алекс, йя, тайкит бяк! — я с немым осуждением и укоризной посмотрел на него, но наткнулся на гневный оскал и устремился вслед за немцами, марширующим отступление.

История про моё якобы матросское прошлое здесь вряд ли бы возымела возвращающее действие. Поэтому я, обогнав их, прибег к помощи верного «ахтунга», отчаянно указывая за их спины, где задыхался Боб, неестественно хихикал Егор и невозмутимо разговаривал по телефону Джан. Но, подобно морской волне, огибающей рифы, тевтонский строй семенящих пенсионеров миновал меня. Оставалось только прибегнуть к запасному варианту.

— Ком цу мир, май дарлингс, — выпалил я фразу, возникшую на внутреннем информационном дисплее.

Но мои дорогие дарлинги, подобно стайке мышей зачарованные сказочным крысоловом двигались всё дальше от меня.

— Дер клуге хунд! — завопил я, отчаявшись их привлечь обратно. (Der kluge hund (нем.) — умная собака)

Строй остановился, я вновь увидел грушевидно-сморщенный натюрморт и удостоился неодобрительных покачиваний седовласых голов. Да я и сам понимал, что собака-вундеркинд здесь ни к селу, ни к городу, но мой лексический запас истощился.

Поникший, я вернулся к «своим». Feci quod potui faciant meliora potentes — даже не прибегая к переводу с великого латинского, можно понять — я сделал все, что мог. Кто может, пусть сделает лучше. Так думалось мне, но, естественно, Боб так не считал. Мне показалось, или между нами действительно пробежало чёрное животное размером с телёнка и исчезло в перегородке барной стойки. Бранясь, он снял туфлю, отчего пахнуло жареным, этой пахучей туфлёй стал лупить по спинке дивана прибегая к парафольклорным выражениям, потом покусал туфлю зубами, нашёл, что съедобного в этом мало, о чём неустанно ведал исходящий от неё аромат, и снова дубасил диван, пока не выдохся. Затем, тяжело дыша, дал Мустафе знак:

— Клаб Дэнс.