Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Потихоньку всё устаканивалось и забокаливалось. Я с каждым днём всё более глубже погружался в пучину происходящего, ловил рабочий ритм. С Мустафой мы быстро нашли общий язык, он учил меня своей тарабарщине, я помогал ему с русским. Немцы мельчали в численности, русские прибывали и крепчали. Поэтому, человек умеющий объясняться на языке Грибоедова и Островского, а применительно к Турции — Якубовича или Трахтенберга становился актуальным, востребованным и поощряемым работником.

На «вериблюжины сынах», как они стали себя уважительно именовать с моей подачи, я оттачивал разговорные навыки с самого утра, следуя мимо охранно-пропускного пункта.

— О, Алекс, гюнайдын. («гюнайдын» — доброе утро. Перевод с турецкого. Примечание автора)

— Гюнайдын, Мухаммед ибн вериблюжинах. Насыл сын? — я до того обнаглел, что первым стал интересоваться делами секьюрити.

— Йя, Алекс, сен конушум турче? («сем конушум турче» — ты говоришь по-русски) — оторопело спрашивал тот.

— Эвет, вериблюжаны сын. Гюрюшуруз. («эвет» — да, «гюрюшуруз» — увидимся)

Поначалу, это вызывало дикие вопли радости, танцы вокруг меня с бубнами и лютнями, попытки брежневского лобызания, противостояния которым укрепляли мой плечевой пояс вместо зарядки. Потом восторженные эмоции поугасли, но доброе расположение я завоевал. Встретить людей из заморских краёв, мало мальски знающих твой язык любому басурманину приятно, а верблюжьему сыну и подавно.

Повара в ресторане тоже не зевали. Юсуф, парень с телосложением борца смешанных единоборств и при этом обладатель гостеприимной улыбки, пытался обучить меня скороговорке: «йогурду сармисакласак тами сакласак сармисакламасак тами сакласак».

Разучивание заняло меня на несколько обедов. Когда я освоил эту путотень, то неизменно приплюсовывал к ней ещё концовку: «мазафак». Радость Юсуфа не знала границ. Когда я поведал эту пословицу Мустафе, тот долго смеялся, как над анекдотом, который рассказала блондинка. Но что в скороговорке такого смешного, не рассекретился. Заметил только, что йогурт и чеснок не следует держать в одном носке. Заштопанный юмор для избранных востоковедов одним словом.

Боб, как я отметил, перестал быть неадекватно диким и стал просто обыденно неадекватным. Натали и Ур, согласовав план работы, убедились — что наше дело правое, цветёт и пахнет. И вскоре нас покинули, вызвав всеобщий выдох облегчения, отправившись в один из отелей Алании, где работала другая группа подопечных развесёлых гастарбайтеров. Команда расслабилась, как я понял, вернувшись к прежнему режиму, который существовал до нашего приезда. Боб Бобыч раньше 11 не появлялся, Егор приходил к обеду, а Джана днём я практически не видел. Он совмещал функции ночного диджея и пребывал в «Пентхаусдиско» до трёх утра. Поэтому мы хозяйничали с Мустафой вдвоём.

У нас появилась диджей-будка дневной и вечерней анимации, вернее, она была и раньше, но временно не функционировала по причине аварийности. Аварийность никуда не исчезла, но те оголённые провода, проходящие по стенам и полу, которые разили раньше током, теперь были обмотаны изолентой. Обмотаны на редкость небрежно, по-турецки, поэтому нет-нет, да и доносились из неё вопли схвативших немного переменного тока на свои конечности. Сама будочка, или радио-кабина, являлась тактическим центром, равноудалённым от сцены, пляжа, бассейна и ресторана и вплотную прилегала к открытой танцплощадке, которая пока не использовалась для дискотек, ожидая более тёплой вечерней погоды. С крышей выстланной соломой, будка запиралась дверью. Но при необходимости, если какой-то мастер, обладающий чёрным поясом по сованию палок в колёса, большую часть суток разгуливающий в бандане, уволакивал ключ и скрывался, то можно было, при должной сноровке, гибкости тела и с сертификатом ниндзи, проникнуть внутрь или наружу через поднимаемые вверх ставни окон.

В радио-будке располагался собственный ди-джей пульт, по замшелости и избитости близкий к передвижному. Но его стационарное преимущество освобождало нас от утренних грузовых перевозок колонок из «Пентахаусдиско» к зоне проведения зарядки. Пульт подсоединили к навесным сценическим колонкам, от которых звук радио-анонсов мог распространяться и на пляж и в зону бассейна и проникать в ресторан, чего собственно от него и требовалось.

Поэтому утром я неторопливо поглощал завтрак на веранде ресторана. Наслаждался ласкающим кожу утренним бризом и любовался видом морского побережья. Смаковал с английским шиком четыре вида кукурузных и шоколадных хлопьев с прохладным молоком и утопленными в нём же сухофруктами. Аристократично, соблюдая предписанный этикетом угол отклонения мизинца от остальных согнутых пальцев, десертной ложечкой, отправлял в гастрономический вояж яйцо всмятку. И не забывал про тёплые, нежные круасаны к чаю с вареньем, вкус которого — абрикосовое, малиновое, яблочное, клубничное, вишнёвое, непонятное светлозелёное, может быть из киви и медовый джем, я чередовал по дням недели.