Аниськин и шантажист

– Ну почему меня всегда тянет идти законными путями? Виктор Августинович учил, что иногда ради пользы дела можно закрыть глаза на соблюдение полной законности, при условии, что это не противоречит общечеловеческой морали. В фильмах вон детективы сплошь и рядом проникают в помещения без санкции на обыск, и никто об этом даже не догадывается. Так неужели я не смогу ночью попасть в кабинет директора? Замки здесь ерундовые, гвоздем открыть можно, ни собак, ни сторожей в «Улыбке» нет, если меня вдруг застукают, вполне могу соврать, что заметил подозрительное движение в окнах кабинета заведующей и решил проверить, а не будил никого потому, что не хотел пугать слабых сердцем бабулек. Кстати, эта версия вполне может объяснить вскрытую дверь. Злоумышленник действительно был, он взломал дверь, а я его спугнул, но не поймал. Супер! И как я раньше не догадался? Дурилка.

– Вот и я говорю, – вздохнул кто-то рядом с ним.

Комаров вернулся на грешную землю. Оказывается, в своих размышлениях он и не заметил, как дошел до калитки «Улыбки». И зачем, спрашивается, дошел, если придумал более хитроумный план? Вот сейчас его увидит Инесса Васильевна, начнет расспрашивать, что к чему, и ночной визит его уже не будет выглядеть столь естественным и непосредственным. Дурилка.

– Конечно, дурилка, – подтвердила обитательница дома престарелых, стоящая по ту сторону калитки, – я же потому и бегала к соседу, что законный муж любовь эту свою никак не проявлял. А мне любви хотелось. А вот как тогда застукал он нас, а потом отходил меня вожжами, а потом сам плакал и чуть в петлю не лез, поняла: любит. Если бы не любил, то не плакал бы. С того дня ласковее стал. Когда по боку погладит, когда за грудь ущипнет, когда просто глазом сверкнет. А нам, бабам, без этого никак нельзя. Дурить начинаем.

«Слава Богу, – обрадовался Костик, – не слышала, как я тут вслух разглагольствовал, о своем думала. До чего же люди иногда не замечают, что твориться вокруг них!»

– Вот и проверяльщик этот. И ходит и ходит, и топчет и топчет. А чего, спрашивается, ходит? Голубушку нашу подловить хочет. А вот женился бы, и перестал ходить. За женой следил бы, подлавливал. Ты не знаешь, случаем, какой бабенки порасторопнее, да победовее?

– Зачем? – из вежливости отозвался Комаров.

– Проверяльщика охомутать.

– Проверяльщика?

Говорил же Виктор Августинович, и даже не говорил, а настаивал на том, чтобы будущие сыщики не упускали ни одного слова, посланного в их адрес народом, в каком бы виде этот народ перед ними не предстал.

Старушка торопливо, пока не упустила собеседника, стала жаловаться Костику на «Зимой-и-летом», а он изо всех сил старался не показать своего торжества. Надо же! Не надо копаться в бумагах, в которых он, если честно, ничего не смыслит, не надо светить себе слабым фонариком и вздрагивать от каждого мышиного писка. Есть человек, который разбирается в финансовых вопросах «Улыбки» как… как… как сам Костик в дедукции. Только бы он еще не уехал в город! Только бы не уехал!

– Эт наш, – твердо констатировал Ванька-Пензяк, следивший за Костиком, – вслух разговаривает, руками машет, по сторонам ничего не видит. Так больше никто не умеет. Значит, другой нечистый-то. А чего тогда козел за ним пошел? Может, козлов тоже два? Так я, вроде, только человека отваром окатил. Нет, торопиться никак нельзя. Вот через неделю полнолуние, тогда точно ясно будет, кто из них человек, а кто лукавый. Тогда и костер на Плешивой Горке палить будем. И кровь пускать.

* * *

«Зимой-и-летом» не уехал. Пока все остальные члены комиссии, прибывшие на это раз по душу клубных работников, харчевались в «Геркулесе», он спокойно и комфортно мерз в машине, развлекаясь себе майским номером журнала «Здоровье» за 1974 год.

– Здрасти! – плюхнулся Комаров на сидение машины рядом с ним.

Комаров так обрадовался, что даже не успел состроить милицейскую физиономию и придумать наиболее убедительную версию для оправдания своей любознательности.

– Здравствуйте, – протянул проверяющий, – не имею чести…

– Комаров, местный участковый, – понял Костя.

– Удостовереньице позволите?

– Да ради Бога.

Еще никто не потребовал удостоверения у Костика за все время работы в Но-Пасаране. Поэтому он спрятал его надежно, чтобы не потерять. Только вот куда он его спрятал? Комаров начал крутиться на сидении машины, пытаясь добраться до всех карманов. Некоторые карманы располагались в весьма и весьма неудобных местах, Костя извивался в тесном салоне автомобиля как пухлая серая гусеница и даже два раза задел проверяющего рукавом куртки по щеке и по плечу.

– Вот оно, – наконец обрадовался он, – смотрите.

То, как «Зимой-и-летом» рассматривал его удостоверение, и понравилось Костику, и нет. С одной стороны, человек, изучающий столь немудреный документ в течении шести минут был идеальным информатором по поводу состояния дебетов-кредетов объекта, интересующего Комарова. С другой, не каждому будет приятно, если предмет его тайных страданий – слегка оттопыренные уши, будут так тщательно разглядывать на снимке и сверять с оригиналом.