Аниськин и шантажист

Как иллюстрация трогательной сцены по глубокой борозде морщины от глаза к носу побежала жидкая старческая слезка. Евдокия Андреевна привычно вытерла ее лепестком платка и перешла на тоненький, плаксиво-былинный тембр.

– А она и говорит ему: «Живи, дружочек Коленька Степанович Собакин, никакая собака тебя больше не обидит». С тех пор и пошло. Сначала не замечали люди, а потом поняли: снизошел на нашего Колю дар свыше. Стал он предвестником Рыбьего Глаза. Чтобы для человека предупреждение было. А ведь что самое главное-то, – заторопилась старушка, – часто Коля только подойдет к человеку, только поговорит с ним, а тот уже быстренько-быстренько бросается какой-нибудь грешок искуплять. Даже письма от Рыбьего Глаза не дожидается.

Так-то лучше получается, подешевше. Штраф не надо платить.

Ты чего загорюнился-то? – продолжила она уже без всякого перехода, – никак, Коля-Болеро и к тебе подходил?

– Ко мне? – машинально переспросил Костик, продолжая думать о своем.

– Ты у меня спроси, – воровато оглядываясь, зашептала Евдокия Андреевна, – я все таксы Глаза знаю. Своровал чего? Или обидел кого? Говори, не стесняйся. Лучше заранее вину искупить – точно тебе говорю. Дешевше.

– Спасибо, Евдокия Андреевна, я подумаю, – поблагодарил Костик.

– И чего думать-то? – сердито пробубнила старушка ему вслед, – повинился бы сейчас. И мне занимательно, и тебе пользительно. Вот молодежь! Пока жареный петух в попу не клюнет, не пошевелятся.

– Значит, Коля-Болеро, который, судя по всему, подкидывает письма Рыбьего Глаза и его сестра Вера Степановна Куркулева, которая сутками печатает письма на компьютере, заставляет покупать детей конверты пачками, но не просит их относить готовые письма на почту. Кстати, Коля постоянно проживает в доме престаелых, который является скопищем сплетен о сельчанах. Кстати, Куркулевы считаются на селе обеспеченными людьми, хотя Вера Степановна не работает, и у них на иждивении трое детей. Кстати, та же Вера Степановна помешана на сериалах и теледетективах. И помешательство ее отражается на всем, что ее окружает. Например, после участия в страданиях аргентинских буржуев, она потребовала с мужа бассейн, который он начал доблестно выкапывать и даже выкладывать полиэтиленовой пленкой и обломками кирпича. Кто сможет гарантировать, что Бирючихе не приспичило «поиграть» в некого Всеслышащего Ока, Всевидящего Глаза, уполномоченного карать виновных и вознаграждать обиженных?

Костик, как это часто с ним бывает, разговаривал вслух и совершенно не замечал, куда несут его ноги. Ему вообще лучше думалось на ходу и вслух. Даже не заметив, прошел он мимо Крестной Бабки и Ваньки-Пензяка, которые подпирали друг друга возле дверей сельпо.

– Вишь, вишь, не признал, – толкнул Пелагею в бок Пензяк, – значит ненатуральный.

– Много ты понимаешь. Не поздоровался потому, что не заметил. А не заметил потому, что увлекся. Когда наш Константин Дмитриевич увлекается, он всегда ничего не замечает и вслух говорит, – не согласилась Пелагея. Надо быстрее какую-нибудь примету запомнить, пока мы его распознали.

– Одежа, – попытался реабилитироваться Пензяк, – у них одежа разная, я заметил.

– Конечно разная! Это людей просто размножать, а одежу непросто. Было бы просто, ты бы и не работал никогда. Только бы сидел, да на одежу своим варевом брызгал, а потом излишки продавал бы. А где нашему Константину Дмитриевичу одинаковых порток на себя и на того набрать? Только не подойдет это.

Кто его знает, как они одеться в следующий раз вздумают?

– Тогда по-другому, – не сдавался Пензяк, – я вот вроде уже и отличать их стал. Второй-то у меня, вроде, хуже получился. Лицом дурнее, телом толще, а волосы и вообще, как у Буратины. Сказывается мне, при случае я различить их смогу и без приметы.

– А если не сможешь и не на того своим варевом брызнешь?

– Тогда хана участковому, – пригорюнился колдун. – Средство, что я для второго припас, необратимое. То есть только в один конец действует. Туда – можно, а обратно уже никак. Выход заказан. Оставь надежду, всяк сюда входящий. В одну реку нельзя войти дважды. Уехал цирк, а клоуны остались. В сторону неблизкую лодочка отчалила. Пропала собака по кличке «Дружок».

– Хватит, хватит, – отмахнулась от него бабушка Пелагея, – и так знаю, что ты умный. А чего за средство-то?

– На возвращение потери. Скажем, потеряла ты радикюль с билетами на пароход. А билетов больше нет, кончились. А тебе непременно надо на пароходе уплыть, скажем, за возлюбленным. Тогда ты не мечисси, как тигра угорелая, а идешь спокойненько ко мне и требуешь средство от потери. Я тебе его даю, со скидкой, конечно, ты его выпиваешь и тут же находишь свой радикюль в целости и сохранности. Понятно?

– Понятно. А чего участковый потерял?

– Темнота! Личину он свою потерял истинную. А вот отвара нахлещется, сразу двойник и пропадет.

– А как отвар на вкус? – оживилась Пелагея, – у меня наперсток куда-то закатился.