Анюта — печаль моя

Анюта даже привстала, услышав такие речи. В Голодаевке повесилась молодушка. Бабы целый вечер обсуждали ее поступок. Одни жалели и завидовали: как хорошо, несколько минуток — и конец всем мучениям. Но мать на это сказала строго:

— Большой грех! Надо дожить все, что отмеряно, перетерпеть все. Наша бабушка Аринушка говорила: жизнь моя была тяжелая, но я ее прожила!

Но даже в самые черные времена выпадают ослабинки, а то и нечаянные радости. Прошло несколько дней — смирились и с этой потерей, притерпелись и к этому горю. Пошла мать поглядеть корову в Прилепах, потом собиралась завернуть в Козловку, там продавали телку-двухлетку. Анюта без всякого интереса дожидалась ее возвращения. Новая корова была нужна в хозяйстве, но никогда не прикипит к ней сердце, как к Суббоне.

Она окучивала картошку на огороде, подняла голову и вдруг увидела их на дворе. Рядом с матерью грациозно переступала копытцами золотистая, как солнышко, с белыми пятнами телочка. У Анюты кубарем покатилось сердце. Она не помнила, как добежала до них, присела перед рыженькой на корточки, обхватила за шею.

— Мам, это же Суббонька!

— А за что я ее взяла, как ты думаешь? — ласково поглядывала на телочку мамка. — Как увидела ее, так и вцепилась намертво. Знаешь, сколько за нее уполола? Четыреста пятьдесят рублей, как за взрослую корову, с ума сошла, да еще обещала Вале Хоропольке бурки сшить, еле уговорила ее. Валька кричала караул, Сашка, отойди прочь, не буду я телку продавать, мы ее себе оставили. Улестила ее деньгами. Анюта, что ты делаешь, поглядите вы на эту дурочку, облизала телку.

Телка удивленно отшатывалась от Анюты, приседая по-заячьи на задние копыта.

— Мам, она будет Суббоней?

— Нет, дочь, она Понеда, поздно переназывать, ей второй год пошел со Сретенья.

Понеда. Быстро привыкла Анюта и к этому имени. Много лет жила у них эта корова, так похожая обликом на Суббоню. И Анюта втайне подумывала, что из состарившейся, замученной Суббони душа переселилась в молодую красавицу Понеду. Так и ее душенька после смерти отлетит, может быть, в другую, счастливую жизнь.

А как же Зойка, как она дальше жила-поживала, случилось ли им когда повстречаться? Зойка забогатела, зачванилася, на родню не глядела, а уж простой народ — не удостаивала. Как многие деревенские начальники, она думала, что пришло ее царство, и что это царство — навсегда. Но почему не дано было той же Зое заглянуть лет на двадцать вперед в свою собственную жизнь, заглянуть и ужаснуться! Почему у людей глаза на затылке и смотрят только в прошлое? А откройся Зое хоть на миг ее будущее — и она меньше бы учинила обид, меньше бы сказала жестоких слов.

Прошло лет двадцать, и Зою съел рак, она и до пенсии не дожила. Последние дни домучивалась в больнице, горемычная, всеми позабытая. Дети разъехались и глаз не казались. Она особенно ни с кем не зналась, будучи в начальниках, а с кем зналась, тем стала не нужна. Им передавали: Сашка, ваша Зоя лежит в больнице, помирает, никто к ней не ходит. Мать послушала-послушала и задумалась. Прошло несколько дней, она потихоньку собрала сумку, положила меду, ягод, сметанки. Хотела уйти к автобусу украдкой, но Настя устерегла и сразу все поняла, увидев сумку.

— Так я и знала, мое сердце чуяло! — раскричалась она. — Ты ж говорила, ноги моей больше не будет, ты ж говорила… или забыла, как она с тобой поступила?

— Ах, Настя, когда это было, — смущенно оправдывалась кума.

— Правильно Любаша говорила, никакой гордости в тебе нет.

Кума только рукой махнула: какая гордость, в землю гляжу. Настя пошла провожать ее на остановку и с нетерпением поджидала обратно. Анюта с крестной даже поесть ей спокойно не дали, так не терпелось им узнать про Зойку.

— Я как вошла, она меня сразу не признала, не поверила, что это к ней пришли. «Теть Саш, это ты?» — окликнуло ее с кровати у окна обугленное существо, в котором только по памяти можно было прочесть остатки прежней Зои.

И тетка неуверенно пошла к ее кровати, изо всех сил улыбаясь. Тут только до Зои окончательно дошло, что пришли именно к ней, ошибки нет. Она охнула и по-детски обрадовалась. «Садись, садись поближе», — шелестела она и хлопала ладошкой по одеялу. Тетка присела на край постели, стараясь не глядеть на Зою, пока не привыкнет. «Страшная я стала, да, теть?» — допытывалась больная, ловя ее взгляд. «Похудела ты, Зоенька»… «Страшная, я сама знаю Ну, как твои, теть Саш, Любаша, Анюта, внуки все лето у тебя?»

Так хорошо они поговорили, вспомнили прошлое и тех, кого уже давно нет на свете. Зоя повеселела, глаза потеплели. «Как хорошо, что ты приехала, теть Саш, я чуть ожила, а то уже была одной ногой там. Приди еще хоть разок, придешь? Если бы ты знала, какие муки терплю!» «Я за тебя помолюсь, Зоенька, Бог даст, станет тебе получше».