Анютины глазки

Последние слова приятельница прошептала в сжатые в замо́к руки. Глаза вновь наполнились слезами. «Ну что за человек такой?!» – подумала было я и вдруг поняла, что сама ещё полтора месяца назад там, на Земле, вела себя почти так же. Всего боялась, уступала и соглашалась вместо того, чтобы отстаивать свои интересы и права. Мне ли судить несчастную женщину?

– А отчего вы так сильно стражи боитесь, уважаемая мота? – прервал мои размышления неожиданный вопрос Флора.

– Боюсь? Вам показалось… – глаза портнихи округлились, взгляд заметался. – Нет-нет! Вы ошибаетесь. Пойду я, пожалуй. Засиделась.

Тика начала было подниматься, но управляющий так шлёпнул своей маленькой ладошкой по столу и рявкнул: «Сидеть!», что не только модистка плюхнулась назад на стул, но и я вздрогнула.

– Рассказывайте, мота Тика. Так будет лучше всем. Не думаю я, что вы совершили какое-то страшное преступление и скрываетесь после этого в столице, но будучи управляющим мосы Анюты, я блюду её интересы и обязан знать о потенциальных партнёрах всё. Рассказывайте.

Таким я милаху Флора не видела никогда. Брови свёл на переносице, губы поджал, и глаза такие… строгие. Ух! Хорошо, что он на моей стороне, а то я бы тоже испугалась. Как Тика, по щекам которой текли слёзы, но она даже боялась всхлипывать. Плечи опущены, словно давит на них непомерный груз, пальцы рук, лежащих на столе, нервно подрагивали. Мне искренне было жаль женщину, я хотела было подойти к ней, но требовательный взгляд Флора пригвоздил меня к месту. Ишь ты какой!

– Что ж… Вы правы. Лучше рассказать, получить наказание и дальше жить спокойно, чем так… Вздрагивать от каждого шороха и бояться лишний раз из дома выйти. – Тика вдруг распрямила плечи, вытащила платочек из кармана и вытерла слёзы, высморкалась, поочерёдно посмотрела на нас с Флором, набрала в грудь воздуха, словно в воду нырнуть собиралась, и чётко, едва ли не по слогам выговаривая слова, сказала: – Я преступница. Я воровка.

После этого заявления она дрожащими пальцами нашла в вырезе пальца у себя на шее шнурок, потянула его и сняла через голову. На шнурке болталось кольцо из белого металла с прозрачным кристаллом.

– В нашем городке не только достойной работы мало, но ещё и невест не хватает. Отчего-то мальчики рождаются чаще, чем девочки. В нашей семье я самая младшая. Трое братьев после смерти родителей опекали меня. Отдали в обучение лучшей городской модистке, но не для того, чтобы я потом работала, а чтобы моя ценность на рынке невест стала ещё выше. Они очень хотели получить за меня богатый выкуп и поправить свои дела. Каждый выходной выводили меня на прогулку в городской сад, старались показать товар лицом. Это так старший шутил – Риф… И добились-таки своего. Заприметил меня градоначальник наш. Мот, годившийся мне не то что в отцы, а в деды. Жена у него умерла давно, сыновья выросли и разъехались подальше от его вздорного характера… Увидев меня, он вдруг воспылал неземной любовью. Это он так сказал, когда пришёл к нам домой знакомиться. В подарок принёс вот это кольцо. Сказал, что цены немалой: платина и бриллиант. И напялил мне его на палец. Я тогда полнее намного была. Колечко едва на пальчик налезло. Я попыталась было снять его, но не смогла. А он смеётся: «Это судьба, моса Тика!» Только зачем мне такая судьба, если я Фирса любила? И он меня тоже. Мы давно уже хотели потихоньку сбежать из города, а тут такое. Ночью я выбралась из дома – благо что всё уже собрано в дорогу – и постучалась к любимому в окно его комнаты. Уехали мы с купцами не только потому, что так дешевле, но ещё и потому, что никто из них не спрашивал наших документов. Кольцо я так и не смогла снять, просто палец замотала, будто болит, да от стражников отворачивалась, чтобы не признали, если ищут уже. Вот только мот Ротов, похоже, приметливым оказался. Оттого и стал стражей шантажировать, а потом и жена его тоже… За эти три года от работы и переживаний я сильно похудела, кольцо с пальца снялось, да только как передать его в родной город, мы с Фирсом не придумали. Боимся, что или потеряется при пересылке, или позарится курьер на ценность немалую. Теперь можно и стражу звать. Знаете, рассказала вам – и легче на душе стало. Словно груз, что носила эти годы, с плеч свалился.

Тика на глазах изменилась: плечи расправила, задышала полной грудью, перестала дрожать. Она и так хорошенькой была, но после признания ещё краше стала. Будто сильно запылившуюся картину протёрли влажной тряпкой, делая краски ярче и линии чётче.

– Вам, уважаемая мота, совершенно не о чем переживать, – сказал Флор, выслушав рассказ портнихи. Слово «уважаемая» он мастерски голосом выделил, давая понять, что отношение к женщине, сидящей с нами за одним столом, никак не изменилось. – Жук и прохиндей этот ваш градоправитель. Колечко ваше – дешёвка и подделка, цена которой в базарный день однушка за пучок. Что же вы такая наивная, мота? Сходили бы к ювелиру, оценили…

– Что вы! – замахала руками Тика. – Даже думать о таком боялась. Вдруг решили бы, что хочу продать чужую вещь.