Анютины глазки

— Да знаю я все, — с грустью в голосе отвечала она, — но во-первых от тебя не дождешься, ты своей Анюточкой занят, а во-вторых были такие случаи, что и первыми говорили, Татьяна Ларина например написала все как есть Евгению Онегину, а он…

— А он, гнида, — подхватил я, — послал ее подальше… ты знаешь, я не Онегин… и даже не Ленский, посылать тебя конечно никуда не буду, скажу только, что в твоем подростковом возрасте это обычное дело… давай подождем хотя бы недельку, а там видно будет…

Инна откинулась на спинку скамейки, посмотрела в синее небо, затем спросила очень тихо:

— Да, и что это ты там насчет практических занятий вчера говорил?

— Каких таких занятий? — начал вспоминать я. Вспоминалось с трудом на фоне последних-то бурных событий.

— Ну когда я про оргазм спросила, ты ответил, что мол ты еще на практике попроси это показать…

— Ааа, вспомнил, извини, голова немного другим занята… слушай, Инка, ты хоть понимаешь, как такая практика будет протекать?

— А мне плевать, хочу почувствовать, что такое оргазм, подруги столько про него понарассказывали, только я одна как дура…

— Так ты тоже рассказывай.

— То есть?

Рассказал ей соответствующий анекдот, Инна внимательно выслушала, как будто я ей статью из газеты пересказал, и продолжила:

— А все равно хочу и точка.

— Давай так, сегодня у нас тут не до оргазмов, менты во дворе постоянно крутятся, к тому же мысли о том, что тебе 105 или 106 статьи светят (а там до 3 лет лагерей), не способствуют. А есть еще ведь и 103 статейка, умышленная, там вообще до червонца. Отложим практику, а? Ну хотя бы до завтра? А?

— Ну хорошо, уговорил… и все равно я тебя люблю, Сергуня… кажется, — и она повисла у меня на шее, залившись горючими слезами.

Ну детский же сад, штаны на лямках… успокоил как мог…

— Ты на себя в зеркало-то давно смотрела? У тебя же модельная внешность, такая одна на тыщу встречается, таких, как я, у тебя не один десяток будет, и хоккеисты, и летчики, и космонавты наверно тоже. Зачем я тебе сдался, Инночка?

— А вот сдался… сдается мне, что таких, как ты, больше нет, — сказала она сквозь слезы.

— Правильно, есть гораздо лучшие. Вот только…

— Что только? — быстро насторожилась она.

— Рот бы тебе научиться на замок закрывать… и белье наконец сменить, а то синий горошек это что-то уже за пределами добра и зла.

— Злой ты, Сергуня…

— Да, и еще у меня память хорошая. С бельем я тебе помогу, так и быть, а вот насчет своего словоговорения это ты уж сама должна справиться…

— Знаю я все… но ничего не могу с собой поделать.

— Надо через не могу, горе ты мое… луковое. Ну все, мне пора в райком, встреча с нашим куратором.

Утер Инне слезы, проводил пару кварталов и домой, переодеваться и вести мать на встречу с судьбой. Матери ей об этом еще вчера вечером сказал, без излишних деталей, она восприняла вроде нормально, надо значит надо. Вернулся домой, переоделся, подождал мать и мы вместе подались к райкому, благо идти было недалеко и погоды стояли замечательные.

Мигалку скорой помощи я издали приметил, скорая стояла возле входа в райком и вокруг нее суетились люди как в белых халатах, так и без них. У меня как-то нехорошо сжалось сердце, ой не к добру все это дело, ой не к добру…

— Что это тут случилось? — спросил я у первого же попавшегося товарища, — несчастный случай какой?

— Да какой там несчастный случай, приступ у одного райкомовца случился, говорят прямо на рабочем месте, сейчас увезут, — ответил мне первый попавшийся товарищ.

— А фамилия райкомовца не Михальчик случайно?

— А я не в курсе, может и Михальчик.

Тут показались санитары с носилками, на носилках лежал Игоревич. Его начали задвигать в машину.

Я подошел поближе и спросил уже у товарища в белом халате:

— Куда повезете?

— А ты что, родственник? — с подозрением спросил он.

— Угу, внучатый племянник.

— В 40-ю повезем, по профилю.

— Возьмите меня с собой.

— Не положено, да и места тут нет, — сказал он, открывая дверь в медицинский РАФик.

— Ну тогда мы своим ходом. Что хоть с ним? Операция будет или обойдется?

— С сердцем у него что-то, рентген сделаем, там видно будет.

Я сказал маме ждать здесь, сам быстро сгонял до гаража и подъехал к райкому на своей копейке.

— Садись, мама, съездим в больницу, узнаем что там и как.

Мать без слов села. До 40-й было недалеко, всего-то между парком и Земснарядом, а потом немного направо. Вот и приемный покой.

С большим трудом выяснили, куда там определили Игоревича и кто конкретно будет им заниматься, потом мама сидела на скамейке, а я мерил шагами коридор, иногда выходя на улицу. Увидел будку телефона-автомата и вспомнил про Евтушенку, времени много прошло, а ответного звонка от него что-то я не дождался, надо напомнить о себе. Двушка в кармане нашлась и Евтушенко даже сам снял трубку.

— Алло, это Сергей, который книжки вчера в ящик положил.

— Ааа, очень приятно, Сергей. Книжки хорошие, спасибо.

— А что насчет денег?

— Каких денег? — натурально удивился Евтушенко, — ты мне дал их почитать, когда прочитаю, назад верну.

— Слушай, дружище, мы так не договаривались, деньги гони, да.

— Успокойся, лошок, не будет тебе никаких денег.