Надеялся. Очень надеялся. Во-первых, он в этой школе с позавчерашнего дня. Ну, кому из учителей придет в голову проверять – выучил новый ученик уроки или нет? Учителям русского языка, математики, географии и не приходило. Во-вторых, эта неделя – последняя в учебном году. Даже самые заядлые зубрилы и отличницы не учат уроки. А понимающие это учителя ничего не задают.
– Печально, печально, – вздохнул Диплодок Александрович и протянул дневник Карику.
Самое обидное то, что Карик никогда и никому не признается, почему не выучил урок. Чудища с огромного плаката «Ящеры, населяющие территорию СССР» жутко смотрели на него и хищно щерили огромные зубы.
– Ты их боишься, – прошептала Ирка, когда Карик сел за парту.
– Чего? – не поверил своим ушам Карик.
– Ты их боишься, – повторила Ирка. – Ты поэтому и не учил.
– Дура, – процедил Карик, но так, чтобы никто не услышал. Ирка вовсе не дура, а даже наоборот – записная отличница, из тех, которые всегда знают заданный урок, пишут в тетрадях ужасающе аккуратным почерком, а от их правильности хочется выть.
– В этом нет ничего стыдного, – рассудительно продолжала Ирка. – Если честно, я тоже боюсь. Как представлю, что ящер пробрался в Москву, жуть берет. Вот он идет по улице, топает лапищами через надолбы, заглядывает в окна…
У Ирки получалось рассказывать очень живо и достоверно. Карику хотелось зажать уши ладонями, только бы не слышать ее.
– Я поэтому биологию никогда ночью не учу. И даже вечером не учу. Учу, когда прихожу со школы и еще светло. Или утром. На солнышке не так страшно, – Ирка зябко повела плечами и плотнее укуталась в теплую кофту.
– Перестань, – почти с мольбой прошептал Карик. Очень уж он ясно представил ящера, который заглядывает к нему в окно.
– Конечно, у вас в Ленинграде и полярные ночи бывают, тогда учить все равно приходится, когда темно. Но у нас, в Москве, полярных ночей не бывает, только белые ночи, но это в июне, когда каникулы.
Она не заткнется, с тоской подумал Карик. И даже учитель ей замечание не сделает за болтовню, так как слушает с закрытыми от удовольствия глазами рассказ другой отличницы – Верки Огородниковой, которая четко, громко, с расстановкой рассказывает о повадках спинорогов.
– Но ты, главное, не переживай, – придвинулась ближе Ирка. – Если хочешь, я тебя на буксир возьму, будем вместе готовиться…
Это уже слишком!
– Хватит! – неожиданно для себя в полный голос крикнул Карик и оттолкнул Ирку так, что она слетела со скамейки парты.
Ирка сидела на полу, беззвучно открывая рот, похожая на лягушку.
– Лукина, что у вас происходит? – вытянул шею Диплодок Александрович. – Ты почему упала?
– Ее новенький сшиб, – услужливо подсказала Ядвига Бедова, по прозвищу Ябеда.
– Шею ему надо намылить, – солидно сказал с последней парты второгодник Иванов. – Даже я девчонок не трогаю.
Класс зашумел. Кто-то предлагал накостылять новенькому, кто-то – вызвать на совет дружины, а кто-то и вообще – отправить к директору с родителями.
– Я сама, – тихо сказала Ирка, поднявшись с пола и отряхивая платье. – Карик не виноват.
– А поворотись-ка, хлопец! – сказал человек густым, рокочущим голосом, похожим на шум полноводной реки. – Дай на тебя посмотреть!
После позорного бегства из школы от кулаков второгодника Иванова, Карик чувствовал себя так, словно сдал на уроке физкультуры кросс на три километра. А еще лифт в доме не работал, пришлось взбираться на двенадцатый этаж по широкой мраморной лестнице, часто останавливаясь на площадках и притворяясь для проходящих мимо соседей, будто вид из окна настолько привлек внимание, что он решил прервать восхождение и рассмотреть его во всех подробностях. С головокружительной высоты заторившие проспект автобусы, троллейбусы, грузовики, такси походили на крошечных жучков, а люди – на маковые зернышки.
Карик утирал пот со лба, ремни ранца впивались в плечи, а на ноге появилась мозоль от новых скрипучих ботинок. Единственное, что поддерживало в восхождении на свой этаж, это желание сбросить проклятую обувь, закинуть подальше ранец и упасть на кровать. И лежать, лежать, лежать.
– Не надо на меня смотреть, – хмуро пробормотал Карик. Этого дядьку он никогда не видел и решил, что к отцу зашел очередной сосед – познакомиться, подсобить в обустройстве на новом месте.
– Ишь ты, – удивился дядька. – Неужели «Тараса Бульбу» не читал? Или его по литературе позже проходят?
Карик с кряхтением присел на еще не разобранный ящик с вещами и принялся расшнуровывать ботинки.
Начинается. Почему так? Каждый взрослый считает своим долгом завести разговор о школе. Да как ты учишься? А что вам задают? Почему в дневнике двойка? Хотя нет, насчет последнего – это вопрос родителей. Который не подразумевает внятного ответа, кроме как повесить голову и шмыгать носом. Нет, а что можно ответить? Будто он сам себе двойку влепил.
– Федор, – позвал дядька, – твой ведь всего на год моей Олеськи старше, правильно?