Это очень просто. Однажды, лет десять назад, я зашел в привокзальный магазин «Звездочка», он же — «Детский мир» (теперь это теле-радио-шоп с дорогой техникой и непонятным названием «Микродин»). Это был большой магазин и кроме детских вещей, на которых он специализировался, оставалось место и для взрослых товаров. Вот я и увидел партию небольших аккуратных чемоданчиков из искусственной кожи. Удобная вещь в дорогу — и недорого, подумал я. Взял, да и купил чемоданчик. И, хотя уже тогда смутно подозревал, что мне не придется никуда ездить, но логика элементарного человеческого абсурда противоречила: а вдруг все-таки придется? — а чемоданчик уже есть!
И — пригодился. Но не для поездки, а для целей воровского камуфляжа.
Велики превратности судьбы и предметов! Я ходил со своим чемоданчиком по вокзалу — и мне казалось, что и милиционер наблюдает за мной, и пассажиры посматривают подозрительно, а каждая вещь крепко лепится к своему хозяину — и украсть что-либо невозможно. Тут же закричат, налетят, схватят, поведут, будут в ребра кулаками тыкать и в лицо плевать. Мне стало нехорошо, просто физически нехорошо: подташнивало, слегка кружилась голова, ноги почему-то ослабели и подрагивали, словно я пробежал длинную дистанцию — как это в школе бывало (в школе я был любитель длинных дистанций, не обладая большой скоростью, но имея выносливость).
Вяло слонялся я по вокзалу, понимая, что трачу зря время, сегодня я ни на что не способен.
Но пока слонялся — успокоился. И даже что-то вроде гордости взыграло: неужели я настолько слаб, неужели настолько робок?
И неправда это, что украсть ничего нельзя. Наоборот, очень даже можно — и легко, стоит только приглядеться, стоит только обнаглеть душой и поверить в удачу. Вон тетка, поставив сумки на пол, спорит о чем-то с продавщицей торгового ларька, пересчитывает деньги и что-то доказывает. Она уж минут пять этим занята, за эти пять минут ее сумки бог весть куда унести можно. Или вон парнище в яркой футболке и в шортах, пестрых, как сны шизофреника, взгромоздился в будку телефона автомата и орет, перекрывая вокзальный гомон:
— Нина! Я тебя не слышу! Говори громче! Ага! Ага! Опять не слышно! Говори громче! Ага! Ага!
А сумка его, большая и такая же пестрая, как он сам, сиротливо стоит у будки. Сделай только два шага — к ней и в сторону, за ограждение игральных автоматов — и ты скрылся из поля зрения владельца. Или еще лучше — пихни ее ногой сильно под лестницу и встань спокойно, будто ни при чем. Увидит — изобрази пьяного. Ну, даст по шее… Главное, время идет, кто знает, сколько он торчит в этой будке, оря в трубку, углупившись целиком в это занятие. (Ибо излишняя энергия при пустячных делах сильно оглупляет человека).
Ну!
Я сделал этот шаг. И будто сил прибавилось: одним толчком я отправил сумку под лестницу, где она начиналась, где было темно (в этом закутке вообще было темновато), — и принял вид человека, скромно ожидающего очереди поговорить по телефону. Парнище наконец наорался, вышел, распаренный. Со странным удовлетворением увидел я, что перекормленное лицо его не преисполнено интеллекта. И оно лишилось его вовсе, когда он упялился на то место, где была его вещь.
— Мужик! — сказал он мне. — Ты не видел тут?
Я хотел было напомнить ему, что к посторонним людям и, тем более, старшим по возрасту, обращаются на вы, но счел это неуместным.
— Что именно? — спросил я.
— Да сумка тут стояла. Большая такая, — озирался парень. Место, где была его сумка, я заслонял своим телом.
— Сумка? Человек какой-то взял. Я думал — его сумка. Спокойно взял и пошел.
— Человек?! — взревел парнище. — Какой человек? Куца пошел? Давно?
— Да только что, туда вон, — я показал вверх по лестнице, по направлению к выходу из вокзала на перрон. — Высокий такой, худой такой…
— Стой тут! Поймаю — свидетелем будешь! — закричал парнище — и аршинными прыжками запрыгал по лестнице. Никто этой сцены в толчее и шуме не заметил. Я выждал несколько секунд, вытащил сумку из-под лестницы — и направился в подземный переход.
Через минуту я вышел у автовокзала.
Скрываемый его зданием от обзора со стороны железнодорожного вокзала, пошел к девятиэтажным домам. Прошел их (не бежал, нет!), потом прошел дома частные, стоящие вдоль путей, потом пересек рельсы возле автомобильного моста — и поднялся на мост, затем вдоль ограды завода, затем окольными улицами…
Через двадцать минут я был дома.
Закрылся в своей комнате, хотя Насти не было, где-то гуляла, а Надежда придет только к ночи, такая у нее сегодня смена.
Я разделся, потому что весь взмок, вечер был очень душный, поставил сумку на пол, сел на диван и стал подводить итоги.
1. Была несомненная робость и трусость вначале.
2. Я сумел преодолеть это.
3. Я украл не просто легкомысленно оставленную без присмотра вещь, нет, я украл вещь, можно сказать, из-под носа владельца.
4. Я проявил при этом недюжинную смекалку, как при похищении, так и при разговоре с парнем.