Анкета. Общедоступный песенник

Это было в начале антиалкогольной кампании. Вино и водка в магазинах еще были, но уже только с двух часов дня до семи вечера, уже сгущались и матерели, матерясь, очереди. После же семи вечера жаждущий народ шастал по так называемым шинкам или по иным тайным торговым точкам. Одна из них мною была хорошо освоена и находилась поблизости — складское подворье возле вокзала. Подворье наглухо закрывалось металлическими воротами, там была проходная и в ней сидел сторож, но как сумерки — начинали маячить у ворот серые тени, и грузчики в черных халатах сновали сквозь проходную, брали деньги и выносили бутылки. Цены при этом менялись в зависимости от спроса, но, насколько помнится, в тот конкретный период бутылка портвейна стоила в среднем пять рублей, бутылка водки двенадцать (при государственных ценах соответственно два двадцать и шесть двадцать — или благословляемая народом «андроповская» — четыре семьдесят). Так вот, однажды, при горячем желании выпить, я подошел к заветным воротам, имея десять рублей и рассчитывая на две бутылки портвейна. Увидел понурые лица мужиков и встревожился. Оказывается, портвейна нет сегодня. Только водка — причем, ввиду отсутствия портвейновой конкуренции, за тринадцать рублей. Были все же счастливцы, набирали денег на водку, остальные горемыки скидывались по-братски, у кого сколько, а я, хоть и знал уже некоторых в лицо, ни с кем не сошелся и стоял одиноко, безнадежно, тоскуя.

Вдруг вылетел грузчик и стал торопливо раздавать бутылки — и вдруг вручил одну мне. Я машинально взял. Я взял и стоял с бутылкой, ожидая, что у меня ее сейчас с руганью отнимут. Но мужики что-то там галдели промеж собой, на меня не обращая внимания.

И я тихо, медленно, очень медленно пошел прочь, на ходу незаметным движением всовывая бутылку за пояс. Я шел так до угла, а свернув, припустил молодым яростным бегом, не веря своей удаче — и бежал до самого дома. Там на лавке отдышался, в квартиру вошел с лицом постным и приличным, пытливый взор сестры встретил достойно.

И весь этот вечер, помню, я был безбожно радостен, выпивая эту водку. Я совсем не думал о том, что кому-то не досталось. Их там много, вывернутся. Я думал о том, что судьба, видимо, не так уж плохо относится ко мне, коль скоро способна преподносить такие милосердные сюрпризы…

Что было, то было. Прошло. Наступил момент, когда тяжесть похмелья насторожила меня. Я стал понимать, что настоящее пьянство похоже на тяжкий и подневольный труд. Это меня оскорбило. Я бросил. …

Я дождался удобного момента: один парень начал понемногу собирать книги с лотков в большие картонные короба, а второй хоть еще и торговал, но поминутно отвлекался, помогая компаньону. Как всегда, по неизбывной нашей психологии, многие, увидев сворачивание торговли, тут же решили, что надо успеть что-нибудь купить, и у лотков встали несколько человек. Встал и я.

Книгу увидел сразу, она лежала на дальнем краю — как неходовая. Кому надо — дотянется. Я и дотянулся. Стал листать. Парень мельком глянул на мои руки, а потом был отвлечен покупателем, а потом — своим товарищем. Он даже склонился к нему, отвечая на какой-то вопрос. Удобней момента не будет. Одним движением я сунул книгу за пояс и прикрыл полами пиджака. Скосил глаза вниз — ничего не заметно! И мне бы тут же отойти, бежать, но кураж меня одолел — и я лишь продвинулся вдоль лотка. Парень рассеянно и устало посмотрел на меня.

— Вот эту, пожалуйста, — сказал я, указав на тонкую брошюрку из детективной дешевой серии.

Парень дал мне брошюрку, взял деньги, я повернулся и неторопливо пошел, поражаясь в душе своему хладнокровию.

— Эй, дядя! — услышал я.

Я обернулся. Надо бы бежать, рвать когти, выражаясь жаргонно, вдвоем они не погонятся, а от одного я, прекрасно зная окрестности, уж как-нибудь оторвался бы.

Но голос окликнувшего не имел в себе угрозы, он был странно спокоен, и это-то меня и остановило. В голосе была уверенность.

Окликал меня уставший парень, продавший мне детектив. Второй, еще не знающий в чем дело, — судя по выражению его лица — стоял, выпрямившись, и был он похож на меня самого в юности: такие же серые глаза, длинные светлые волосы, жидкие усишки… Удивительно, что я умудряюсь вспоминать и сравнивать, мельком подумал я.

Я понял, что теперь мне не убежать. Толчея вокзальная густа и, пока я буду поворачиваться, пока буду искать путь в многолюдье, уставший парень меня догонит и поймает.

Я подошел к прилавку, стараясь сохранить достойное выражение лица.

— Ох уж эти фанатики! — сказал уставший парень. — Ну, давай книгу-то! Где она у тебя?

Я достал «Астрологический катехизис» и положил на лоток. — Я ему сейчас все рыло разобью, — сказал похожий на меня. Но с места не сдвинулся.

— Не надо, — сказал уставший парень, с интересом листая книгу. — Я ж говорю: фанатик. Что, увлекаешься астрологией?

— Да, — сказал я.

— Сильно увлекаешься?

— Да.

— Сейчас много таких, — сказал уставший похожему на меня.

— А у книг тираж маленький и стоят дорого. Потому что — для любителей.