Анкета. Общедоступный песенник

— Ирина. Ты ведь ей пообещал десять тысяч достать. Понимаешь, у нее совершенно несусветные способы добывания денег. А деньги ей нужны, как правило, сумасшедшие — у нее вечно то развод, то размен квартиры или покупка новой, то зарубежная поездка, от которой жизнь зависит… Что она делает? Она приходит к богатому человеку и говорит: дай взаймы, но расплачиваться собой, как другие — не буду. Дай просто так. И, что удивительно, многие — давали. Потому что все-таки надеялись. Тут — психология! Скажи она: продаюсь за столько-то — не получила б ни шиша. Или — по таксе, сколько в таких случаях дают. А когда так — мужчина воспаляется, он раздразнен, он не верит! Он влюбляется в нее сразу же: в красивую, гордую, недоступную. Недоступность ведь манит. И он дает деньги, надеясь, что она, получив, будет, так сказать, свободна: ведь обещаний не давала, она будет свободна — и полюбит щедрого человека, и отдастся ему беззаветно за его безграничную доброту. Ан хрен! — не будет этого. Поскольку Ирина полюбить никого не может.

Юрию было обидно и грустно.

— Ладно, — сказал он. — А работу ты мне все-таки найди. Что я как приживал какой…

— Приживал! Выдумал слово! Ты — брат мой, — ласково сказал Крахоборов. — Брат или нет?

— Брат, — тихо отозвался Юрий.

Куплет одиннадцатый

(Проигрыш мелодии. Поющий и слушающие для роздыху выпивают и закусывают).

И Крахоборов придумал Юрию — работу не работу, а что-то вроде первого задания.

— Поедешь на одно сборище. Представишься моим братом, скажешь, что у тебя все полномочия.

— В чем суть? Каковы мои функции? — сконцентрировался Юрий.

— Не напрягайся. Они будут тебя уговаривать соглашаться на одно совместное дело, а ты не соглашайся. Вот и все.

— Но аргументы?

— Плети, что хочешь. По ситуации.

— Нет, но как-то…

— Все, — закончил Крахоборов. Зачем мне работник, который вопросы задает? Сообразишь все сам.

На другой день, под вечер, в красивой машине Крахоборова Юрий поехал по указанному адресу. Это было в подмосковном поселке Любимовка. Это было в большом трехэтажном доме за высоким забором. Вокруг дома — сад.

В саду и разместились приехавшие — в плетеных дачных креслах. Числом с дюжину, в костюмах, при галстуках. Напитки умеренные, фрукты. Юрий налил себе апельсинового сока в высокий стакан и поигрывал стаканом в пальцах, отпивая сок маленькими глотками.

Стильно стриженный — молодежно — мужчина лет шестидесяти повел речь.

— Мы рады познакомиться с братом Юрия Владимировича. Не имеем чести, к сожалению…

— Самощенко Юрий Валентинович.

— Вы — двоюродный брат?

— Родной. Сводный. По отцу.

В этой среде открыто недоумение выказывать не принято — и все информацию скушали спокойно.

— Хорошо. Передайте, во-первых, Юрию Владимировичу, пусть выздоравливает.

— Спасибо, — сказал Юрий, с досадой думая, что Крахоборов мог хотя бы предупредить, что назвался больным. Видимо, он уже звонил этим людям.

— Итак, — продолжил молодежно стриженный подстарок, — сегодня мы должны обсудить все окончательно. Хотелось бы ознакомиться с вашими соображениями.

— Мои соображения таковы, что, учитывая конъюнктуру сбыта и рынка, фондовых инвестиций и девальвации, а также привходящих обстоятельств субъективного характера, ваши предложения для нас неприемлемы, — высказался Юрий.

— Позвольте! Но ведь недавно Юрий Владимирович…

— Что такое недавно? — вежливо, но категорично перебил Юрий. — Для вас недавно — это неделю назад. А для нас неделя — год. Вчерашний день для нас — далекое прошлое. Мы вынуждены учитывать вибрации каждого момента и в зависимости от этого производить корреляцию. Everything is changing too quickly, — заключил он с улыбкой.

— I’m sorry! — взволнованно воскликнул человек, выделяющийся средь костюмов линялыми джинсами и клетчатой мятой рубахой, и с невероятной быстротой заплевался по-английски, возмущаясь и негодуя, разводя руками и глядя то на одного, то на другого из присутствующих, указывая рукой со стаканом на Юрия.

— Боюсь, нас не все могут понять, — дождавшись окончания его речи, сказал Юрий, глянув снисходительно на сидящих поодаль за столиком квадратных парней. — Поэтому я отвечу вам по-русски. Ответ таков: ваше право предложить, наше право отказаться. Ю андестен?

— Андестен-то он андестен, — сказал молодежно стриженный. — Но я — не андестен. Особенно насчет права отказаться. Мы на таком этапе отношений, что отказаться — значит противопоставить. Вы, кажется, заблуждаетесь относительно серьезности наших намерений и серьезности вообще этого дела. Просто узнав о нем — всего лишь узнав! — вы уже оказались задействованы — и я был уверен, что сегодняшняя встреча нужна для формальности. Понимаете меня? Согласившись при первой нашей встрече выслушать наше предложение, Юрий Владимирович тем самым согласился его принять. Я не могу предположить, что ему неизвестны правила игры. Или он изволит блефовать? И вы — подставное лицо, мальчик для битья? Так мы тебя побьем. Приятно разве будет Юрию Владимировичу увидеть побитого брата?

— Ты меня на понт не бери! — хладнокровно сказал Юрий. — Говорить больше не о чем. Мы отказываемся.