Анкета. Общедоступный песенник

Да потому что — фаталист. Один случай я могу пресечь, но не пресеку явления. К тому же, после этого путь на вокзал мне будет заказан. Стыдно, стыдно. Кстати, что, если направиться не в городскую, а в железнодорожную милицию? Я внедрил бы свой метод наблюдения, используя внештатных, например, сотрудников. Я бы сделал наш вокзал заповедной безворовской зоной…

Но буду честен перед собой. Главная моя цель не эта, а борьба с коррупцией милицейских органов, борьба изнутри за чистоту рядов, необходимость которой я почувствовал после знакомства с Курихаровым и особенно, конечно, после проникновения в анкету.

Однако для проверки, умею ли я безбоязненно бросаться навстречу конфликту, сегодня мне придется пойти наперекор своему фатализму.

Тут я увидел знакомого вора. Он появился недели полторы назад — и ненадолго, ведь настоящие вокзальные воры нигде не задерживаются.

Методы его разнообразны, вот один из них, простой, изящный — и подлый, поскольку основан на эксплуатации такого замечательного человеческого качества, как взаимовыручка.

В светлом костюме, в темных очках, элегантный вор входит в вокзал с большим и тяжелым чемоданом, он катит его на колесиках, мгновенно находит жертву — потного ошалелого дядю, окруженного баулами, чемоданами и сумками, истомленно прислонившегося к стене. Элегантный вор подкатывает чемодан и останавливается рядом — не обращая, впрочем, внимания на владельца баулов. Через некоторое время он просит соседа и товарища по дорожным мытарствам присмотреть за чемоданом, уходит, возвращается с газетой, разворачивает ее, читает, потный дядя, которому давно уж нестерпимо хочется пива, да боязно отойти, решается доверить вещи тому, кто ему доверчиво доверил свои — и поспешает к прохладительному ларьку на другом конце вокзала. Элегантный вор не спеша, спокойно и безошибочно (я уверен в этом) выбирает из клади то, в чем хранится наиболее ценное — и удаляется. Вернувшийся дядя ошарашенно глядит на свое ополовиненное богатство, потом зачем-то хватает чемодан приятного незнакомца, он поднимает его рывком, рассчитывая на тяжесть, но рука с чемоданом резко взлетает вверх в напрасном усилии: чемодан пуст.

Обманутый дядя кличет милицию, но — поздно.

Вор же появится через неделю, совсем в другом обличье. Излишняя предосторожность! — удивительно слабы наши способности запоминать человека, когда мы в дороге, когда в нас напряжение пути.

Нет, подло, конечно, подло это. Я имею в виду — такое вот воровство. Да и — любое.

Мой вор на этот раз был одет молодежно и неброско — джинсы, футболка, сумочка на ремне. Прошелся мимо касс, якобы решая, к какой очереди пристроиться.

И — увидел добычу. Женщина с мальчиком лет пяти и объемистой сумкой осматривалась, ребенок капризничал, хотел чего-то. Женщина выбрала. Она подошла к сидящей на лавке старухе — старухи народ надежный! — поставила рядом сумку, попросила присмотреть и потащила, ругаясь, сына в туалет. Тут же возник перед старухой вор. Я легко представил их разговор. Куда это жена моя делась? — и вещи, дура, бросила! — сердился вор, как строгий муж. Да ничего страшного, я ж смотрю! — по-доброму, защищая женщину и ребенка, ответила старуха. Все смотрят, а вещи пропадают! — обидел старуху вор. Она поджала губы и отвернулась, а вор, хозяйски взяв сумку, понес ее. Чуть помешкал, покружился в толпе, чтобы старуха потеряла его из вида (а она уже забыла о нем!) — и к выходу из вокзала.

Я бросился следом. Я увидел его уже в проходе между зданием прижелезнодорожного почтамта и жилым домом. Побежал. Вор не оглядывался. Скрылся за домом. Там — остановка трамвая, если вору повезет, трамвай подойдет быстро — и ищи-свищи, если нет — ждать нельзя, надо исчезать пешим способом.

Ему повезло: трамвай был уже на остановке. Я еле успел вскочить во второй вагон, вор же был в первом. На следующей остановке и я перешел в первый вагон. Было позднее утро, трамвай почти пуст, вор с удобством уселся, бесцеремонно расстегнул молнию сумки и стал ворошить содержимое. Я сел рядом и, чувствуя, по правде говоря, непривычное волнение, спросил спокойно:

— С уловом?

Резко взметнулись глаза вора.

В долю секунды осмотрел он меня и оценил. И тут же почему-то успокоился. И спросил грубо, вовсе не элегантно:

— Чего надо?

— Ничего. Вы угадали, я не из милиции. Я просто… Просто человек. Увидел, как вы… Знаете, о чем я думаю? Предполагаю. И даже уверен. Я уверен, что вы выработали в себе умение тут же забывать о своих жертвах, — сказал я негромко и рассудительно. — Ведь помнить о них слишком обременительно для души. Вы украли все вещи у женщины с ребенком. Возможно, это мать-одиночка. То есть… Вы понимаете?

— Не думаю, что это все ее вещи. — Вор обрел свою прежнюю элегантность. — Всех вещей я ни у кого никогда не беру. Я не грабитель. Это часть — и незначительная.

— Вы украли не часть вещей, вы украли часть души ее! — воскликнул я.