Видимо, я уже привык к стилю анкеты, и с легкостью расшифровываю ответы, не впадая в бесплодное (а может, высокомерное?) недоумение. Понятно, что под
Но представим себе: некто Сергей Сергеич Сергеев. Он служит в некоем коллективе, где — то ли традиция, то ли сложившаяся атмосфера, то ли грустные условия производства — все его товарищи пьют водку, курят, ругаются матом, к женщинам относятся тоже нецензурно. Сергей же Сергеич Сергеев, допустим, от природы, от разума или вследствие болезни не может пить водку, курить, ругаться матом и хамить женщинам. Выходит, он ведет себя так, как не принято в его кругу? Но плохо ли это в данном случае? Далее. Друзья его, допустим, Петр и Николай, друзья еще со школы, часто собираются для лыжных прогулок в зимний лес, а летом плавают на байдарках и каноэ, то есть ведут здоровый образ жизни, Сергей же Сергеич Сергеев, оставаясь их другом, терпеть не может ни лыж, ни байдарок, ни каноэ, образ жизни ведет нездоровый, в нерабочее время лежит на диване и читает книги. Далее. Семья Сергея Сергеича Сергеева такова, что тесть у него вор в законе, теща бандерша, жена, как, извините, в уличной песне поется, гулящая, а дочь, как поется в той же песне, пропащая, и вечно в семье свары, грохот слов и звон посуды, Сергей же Сергеич Сергеев в этом никоим образом не участвует. То есть получается, что со всех сторон он ведет себя как не принято. При этом, однако, оставаясь человеком замечательным, и даже нездоровый образ его жизни искупается тем, что читает он не что-нибудь, лежа на диване, а Толстого, Чехова и Голсуорси. И это пример простой. Может быть следующее: с сослуживцами Сергеев пьет водку и ругается матом, но с друзьями ходит на лыжах, плавает на байдарках и каноэ, в семье же, где все тихи и нежны, является крикливым тираном. То есть в одном месте он ведет себя, как принято, в другом месте как не принято — что отвечать ему:
Оставим гипотетического Сергея Сергеича. Будучи реалистом, я знаю, что все-таки большинство людей, конечно же, ведет себя так, как принято в том скоплении людей, в котором они находятся в данный момент. Они редко ходят в чужой монастырь со своим уставом. Выламываться из общих правил дано поэтам, гениям и попадающим с ними, увы, в один ряд, например, грабителям и убийцам — поскольку хоть вокруг в наше время убивают и грабят день ото дня все проще и веселее, но все-таки это как-то еще не принято.
… Я не поэт, не гений и не убийца.
… Везде свои монастыри, свои уставы.
Меня другое интересует: как при этих монастырях и при этих уставах появляются люди, живущие вне уставов и вне монастырей, и при этом они, как и я, не гении и не убийцы? Ведь именно такова, например, была еще в советское время Алексина, таково было и осталось большинство ее знакомых.
Я хорошо знаю ее родителей Геннадия Николаевича и Ольгу Васильевну, они живы-здоровы, хотя обоим под семьдесят, ибо поженились поздно. Я знаю их еще со школьных времен — с той поры, когда Алексина разрешила мне приходить к ней. И я тогда уже удивлялся: почему у этих тихих людей выросла такая дерзкая и свободная девушка. Они были полностью в ее власти, вечерами, когда у Алексины собирались гости, она выпроваживала их погулять, и Геннадий Николаевич с Ольгой Васильевной гуляли и час, и два, и три — пока все не разойдутся. С одной стороны, это объяснимо условиями однокомнатной квартиры, с другой же…
Мне казалось, она мстит им за что-то.
Может, за имя свое, которое до сих пор терпеть не может, и все ее называют Алиной, и я тоже — вслух, но мысленно все-таки данным ей родителями именем.
Геннадий Николаевич и Ольга Васильевна до того, как пожениться, проработали в одном учреждении — в соседних помещениях — около десяти лет.
Понравились же друг другу сразу же.