Я сидел на кухне, пил чай и занимался делом глупым и бессмысленным: продолжал отвечать на вопросы анкеты, которую прихватил с собой. Впрочем, почему я упорно называю этот тест анкетой, а утверждения его — вопросами? Вопрос — мягче. Он по сути своей предполагает и допускает — и да, и нет. Утверждение же — и это составители, конечно, учитывали, как-никак профессиональные ведь психологи! — утверждение пугающе категорично, оно призвано ошеломить, припереть к стенке, оно —
Почему я раньше не думал об этом?..
134. КОГДА ВЫ ЧТО-НИБУДЬ ДЕЛАЕТЕ, ТО ЧАСТО ЗАМЕЧАЕТЕ, ЧТО У ВАС ДРОЖАТ РУКИ.
Но я же теперь отвечаю только для себя! И даже не отвечаю — вопросов ведь нет — а соглашаюсь с утверждениями или опровергаю их! Я защищаюсь! Я ищу истину! Тем не менее, руки у меня не дрожат. Вот, вытягиваю руки, растопыриваю пальцы.
Дрожат. То есть слегка подрагивают. От переутомления. Но чтобы «часто» — нет.
135. НЕРЕДКО У ВАС БЫВАЮТ ГОЛОВОКРУЖЕНИЯ.
Бывают, но редко.
137. У ВАС БЫВАЛО КРОВОХАРКАНЬЕ ИЛИ РВОТА КРОВЬЮ.
138. ОБЫЧНО ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО ЖИВЕТЕ НЕ НАПРАСНО.
Обычно я никак не считаю, а просто живу. Всякий, кто не кончает с собой, считает, что живет не напрасно. Пусть он при этом осмысленно никак не считает — подобно мне.
139… 140… 141…
142. КОГДА ВОКРУГ НИКОГО НЕТ, ВЫ СЛЫШИТЕ СТРАННЫЕ ВЕЩИ.
143. ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ОБРЕЧЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ.
Мы все обречены.
144. ВРЕМЕНАМИ ВЫ ТАК ХОРОШО СЛЫШИТЕ, ЧТО ЭТО ВАМ МЕШАЕТ.
И гад морских подводный ход. И горной — чего-то, не помню — розы? — прозябанье.
145. ВАША СУДЬБА НИКОГО ОСОБЕННО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ.
Особенно никого не интересует ничья судьба. Обо мне всплакнет Надежда. Все остальное население Земли не заметит.
146. ВЫ ВИДИТЕ ПРЕДМЕТЫ, ЖИВОТНЫХ ИЛИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ НИКТО НЕ ВИДИТ.
Мы все видим одно и то же, но видим — разное. Меня давно осенила мысль, что красным, зеленым, синим называют цвета люди, видящие каждый свое. Просто с детства он знает — этот цвет: красный. Но, если бы была возможность проникнуть в его мозговое зрение, может быть, мы бы увидели, что красное для него то же, что для другого синее — и наоборот!
147 —
148 —
149 —
150 —
153..
155..
Я бросил отвечать — потому что поймал себя на том, что, отвечая, вроде бы, для себя, на самом деле продолжаю отвечать для кого-то другого.
Я стал просто читать и перечитывать этот тест, эту анкету, с начала и до конца — и в обратном порядке, несколько раз — мне даже стало казаться, что я выучил ее уже наизусть и мог бы отвечать на экзамене, если б кому-то вздумалось устроить такой экзамен. «Каялов, будьте любезны, утверждение номер семнадцать!» Вытянувшись и браво щелкнув каблуками:
«Раз в неделю! Или чаще! Вас беспокоит! Неприятное ощущение! В верхней части живота! Под ложечкой!»
«Вопрос номер триста пятьдесят один!»
«Временами! Вам бывало приятно! Если вам причинял! Страдание! Дорогой вам человек!»
«Триста восемь!»
«Часто у вас звенит или шумит в ушах!»
«Триста тридцать два!»
«Если бы вы…»
«Достаточно! Сто девяносто два!»
«У вас были…»
«Достаточно! Двести восемнадцать!»
«Большинство людей…»
«Достаточно! Отлично! Годен!»
… Давно ж рассвело, и пели уже птицы — давно, но без меня, я не слышал их.
Очнулся, услышал, подошел к окну.
И отчего-то больно стало, грустно, тяжело до слез. Вот, наверно, тот случай из анкеты, когда перестаешь понимать, что творится вокруг, но понимаешь одно: тяжко, милые, ах, как тяжко, — почему?! За что?! Я не о себе только, я обо всех… Впрочем, что мне все! Со всеми все в порядке, они остались такими же. Я же, скромный кроссвордист…
Но есть другое слово, только сейчас оно пришло мне в голову, хотя я уже упоминал Набокова, называвшего кроссворды крестословицами.
И совсем по-другому смотрю я на то, что рассказано мной о самом себе, и, несмотря на простоту, чудится мне какая-то тайнопись. Будто даже и не я писал. Чудится мне зашифровка какая-то невольная, щемит ощущение близкой разгадки — но не могу разгадать, хоть и изложено все
Метеориты звуков и букв, планеты и звезды слов.
ВЫ БОИТЕСЬ СОЙТИ С УМА.
Я вспомнил про шампанское в холодильнике. Открыл, выпил прямо из горлышка. И захмелел тут же, и потянуло в сон, и я заснул — на кухне, за столом, уронив голову на руки.
Я спал долго, но Виталий еще дольше — до одиннадцати.
— Ну, что делать будем? — спросил я.
— Не знаю.
— Есть хочешь?
— Нет. Пить хочу.
— Чай только что вскипел.
— Я чай не пью.