Анкета. Общедоступный песенник

— Дурацкие вопросы какие-то! Какая вам разница? Терпеть не могу, ей-Богу! Человеку предлагают интересное занятие, а он начинает кобениться, выспрашивать, как да что!

— Но должен же я знать, какова цель того, что вы называете интересным занятием? От цели будет зависеть интенсивность моих действий.

— Вы умный человек! — с удивлением сказал Грей. — Действительно. А что я говорил в прошлый раз?

— В прошлый раз вы говорили совершенную чепуху. Вы собирались найти меня и убить.

— Точно! Но почему же — чепуха? Никакая не чепуха. Найду и… И сами будете виноваты! — надо лучше прятаться.

— Но вы не указали причины, из-за которой вы меня убьете. Вы помните причину?

— Какой вы нудный, ей-Богу! Ну, не помню! У меня с детства плохая память на бытовые пустяки. Что-то высокое, по-настоящему сложное, запоминаю сходу, а это… Всего Бетховена могу вам напеть, вернее, насвистеть, я отлично свищу. — Он продемонстрировал, просвистев несколько тактов — чисто, красиво, подвальное эхо отзывалось на звучность этого свиста. — Знаю множество стихов Рильке на немецком языке. — И он прочел короткое стихотворение на немецком языке, с выражением и чувством. — То есть — прекрасная память, не правда ли? — а ют всякие, повторяю, бытовые мелочи — не удерживаются в голове! Да, я забыл причину, по которой должен вас… но какая разница, что это за причина, главное, она есть! Главное — я принял решение, а если я принял решение, то никогда от него не откажусь.

— Хорошо. Но всякая игра, а вы мне предлагаете игру, ведь так? — всякая игра имеет начало и конец. Сорок восемь часов вы мне даете на подготовку. А потом? Не будете же вы вечно за мной гоняться?

— Мне хватит одного дня, — мальчишески похвастался Грей.

— А вдруг не хватит? Я — теоретически, не желая вас обидеть.

— Теоретически? Ну, допустим, неделю. Если за неделю я вас не найду, тогда… а что тогда?

— Тогда — все. Я — свободен.

— Нет, так не годится! Вы прятались, испытывали лишения и страх — и никакой моральной компенсации за это? Нет уж. Давайте так! — обрадованно воскликнул Грей. — Если я вас за неделю не найду — что, впрочем, абсолютно невероятно, — но — допустим, — если я вас не найду, то вы начинаете искать меня. Тоже неделю. Я буду без оружия и без прикрытия, один. Но оставляю за собой право на самозащиту подручными средствами — у вас, кстати, тоже есть это право.

— А если и я вас не найду?

— Тогда опять я буду вас искать!

— И до каких пор это будет длиться?

— До тех пор, пока один из нас не устранит другого.

— Ага. Значит, все-таки ваша цель — убийство?

— Опять он за свое! И охота говорить об этом! Убийство! Других слов, что ли, нет? А еще кроссвордами занимается! — показал он знание моей жизни. — Гибель. Гораздо красивее. Или — отправленье в мир иной. А то — убийство! Мы ведь живем с вами по-настоящему, а не пошлый детективный сюжет разыгрываем!

— Мне кажется, как раз детективный сюжет. Какой-то довольно глупый. И именно пошлый.

— Так — сказал Грей. — Сами того не понимая, вы поступили верно. Вы оскорбили меня. У меня появилась к вам личная неприязнь. Теперь я по-настоящему хочу найти вас и…

— Убить?

— Лишить это данное время и данное общество вашего присутствия в нем.

— Вы сумасшедший.

— Еще одно оскорбление.

Я понимал, что говорить с этим маньяком бесполезно, но…

— Послушайте, Грей.

— Да, я Грей. Слушаю.

— Нельзя ли отложить на некоторое время? Сейчас мне не до этого. Мне нужно решить судьбу одного мальчика. Ребенка, которого бросила мать.

— О ребенке я позабочусь.

— Нет уж, не надо!

— Вы мне не доверяете? Это вы сумасшедший, а не я. Вы неадекватно оцениваете обстановку. Представьте: к вам пришла смерть в виде неизлечимой болезни, а вы говорите ей: нельзя ли подождать, сударыня, у меня, понимаете ли, дитя на руках! Чувствуете, как смешно звучит? Все, хватит разговоров! Признаюсь, хоть вы меня и оскорбили, я испытываю к вам симпатию, я ощущаю вас близким по духу, мы могли бы стать друзьями. Но это тоже хорошо и годится для наших занятий. Когда оскорбляет посторонний человек, это воспринимается не с такой болью. А вот когда оскорбляет человек близкий, друг — тут боль нестерпима. Я погублю вас с болью за вас. Это ведь лучше, чем умереть в подворотне от холодной и жестокой руки грабителя?

Я ничего не мог ему ответить. Назвать его опять сумасшедшим? Но я чувствовал, что сам с ума схожу.

— Все, время пошло! — объявил Грей. — Давайте, я провожу вас, расстанемся — и через два дня, через сорок восемь часов, приступим к нашим занятиям!

28 июля 1995 года.

* * *

Завтра в полдень истекает срок, за который Дориан Грей должен найти меня.

Осталось меньше суток.

Я сижу в коллекторе городской канализации, в темноте. Внизу журчит, там — перекрестье канализационных труб. Диаметр их — примерно половина моего роста, в крайнем случае, если меня обнаружат, можно спуститься и по одной из труб, выигрывая время.

Оттягивая?

Неделю назад я оставил Виталия сестре и сказал, что мне нужно срочно уехать.

Надежда не задавала вопросов. Она видела, что со мной что то происходит — такое, о чем я ей не скажу.