Анна Ахматова. Я научилась просто, мудро жить…

Ахматова пользуется громадным авторитетом и популярностью, как «единственный и лучший представитель настоящей поэзии» в Советском Союзе и в Европе, вызывает все больший интерес к себе не только как поэтесса, но и как личность. Вокруг ее имени создается и культивируется частью интеллигенции и работниками искусств ореол непризнанной советской действительностью поэтессы. В СССР отдельные литературоведы и писатели называют ее в своих выступлениях «великим преемником ПУШКИНА» (писатель ЧУКОВСКИЙ), а за границей сравнивают ее с поэтессой Сафо. По имеющимся в УМГБ данным, в Англии в 1945–1946 годах были организованы передачи по радио цикла Ахматовой, напечатаны хвалебные статьи о ее поэзии, готовилась к изданию в английском переводе книга ее произведений. В Совинформбюро и в издательство иностранной литературы поступают запросы с просьбой дать информацию о личной жизни и творчестве Ахматовой.

Делясь впечатлениями о последней поездке в мае 1946 года в Москву, она рассказывала: «В Колонном зале присутствовали все иностранные посольства. Англия пестрела. Мне рассказывала одна переводчица, что по радио в Англии передавали мои стихи, и докладчик сказал, что Ахматова единственная поэтесса сейчас не только в России, но, пожалуй, и во всем мире. Меня засыпали телефонными звонками с просьбами иностранных корреспондентов получить интервью, автограф…».

Известно, что Ахматова в годы Отечественной войны получала из заграницы несколько продовольственных посылок от какой-то Еврейской (или Еврейско-Американской) ассоциации помощи (данные не проверены). По словам Ахматовой, она не имеет понятия об инициаторах этой помощи. Особого внимания заслуживает интерес, проявленный к Ахматовой первым секретарем английского посольства в СССР, доктором филологии и знатоком русской литературы – БЕРЛИНОМ. Прибыв в Ленинград в ноябре 1945 года, БЕРЛИН вместе с литературоведом ОРЛОВЫМ посетил квартиру Ахматовой.

Будучи представлен ей, БЕРЛИН заявил: «Я приехал в Ленинград специально приветствовать Вас, единственного и последнего европейского поэта, не только от своего имени, но и от имени всей старой английской культуры. В Оксфорде Вас считают самой легендарной женщиной. Вас в Англии переводят с таким же уважением, как к Сафо. Это такая же древность для нас и такая же драгоценность».

На следующий день БЕРЛИН снова посетил поэтессу и в беседе, длившейся с 22 до 7 часов утра, обсуждал вопросы литературной и философской тематики, причем затрагивая вопрос об обмене литературой и обещая прислать Ахматовой все английские издания ее стихов, прямо говорил о желательности использовать для этого неофициальные «каналы», спрашивал поэта о конкретных и возможных способах нелегальной связи с ней. Рассказывая своим близким знакомым о третьей встрече с БЕРЛИНОМ, Ахматова говорила, что он распространялся о своих симпатиях к России, а затем у них шла беседа о белой эмиграции, но существенные подробности этой беседы, которая закончилась в 4 часа утра, нам неизвестны. После отъезда БЕРЛИНА Ахматова среди знакомых подчеркнуто много и подробно рассказывала о его визитах к ней, боясь, как она заявила, искажения действительности «злыми языками».

Оценивая проявленное БЕРЛИНОМ внимание к ней, Ахматова говорила: «БЕРЛИН добивается встречи со мной не по своей инициативе. Видимо, кто-то из лондонских или посольских англичан из «высоких сфер» велел узнать, как я живу, с целью спекуляции на моем имени, славе, репутации, как поэта и женщины». Получая различные сведения о популярности своего имени за границей, Ахматова высказывает большое недовольство тем, что в Советском Союзе, якобы, ее произведения печатаются очень мало, с тщательным выбором и осторожностью, так как, по ее заявлению, «не хотят ее популярности». В беседе с одним своим знакомым Ахматова с горечью говорила: «Кто-то создает вокруг моего имени преграду. Эти «дворяне» не от таланта, а от должности, загадочно намекают рвущимся ко мне людям на мою неприступность. В результате создается тот ореол и поклонение, которое меня стесняет и ведет к неправильному освещению за границей. Меня не печатают годами, хотя обещают это тоже годами. Книжка моя, набранная год тому назад, находится до сих пор в печати, с мотивировкой «нет бумаги». Моя «Ленинградская поэма без героя» бракуется «столпами от поэзии» КОЖЕМЯКИНЫМ и ПРОКОФЬЕВЫМ. Мне приписывают то, чего нет, для того, чтобы я не печаталась. Ведь по сравнению с многими я прошла достойно свою жизнь, в частности, войну? Надо так и сказать – не хотят моей популярности, которая сразу бы сняла этот ненужный ореол… Нет, подумайте? В Испании считают, что я умираю с голода, а ПОЛИКАРПОВ шлет мне телеграммы, что мне увеличили лимит с 300 до 500 рублей. Как Вам нравится эта солома и объедки?».