— Я хорошо понял, что мне говорили, и тут не было никакой шутки масок, — ответил Витри. — Принца Генриха Конде сейчас отвезли в Бастилию в карете для государственных преступников, которая стояла у бокового подъезда.
— Я действительно не вижу больше принца в залах, — сказал Люинь. — Вы знаете, кто отдал приказ арестовать его высочество?
Король внимательно вслушивался.
— Господин маршал Кончини, по приказанию ее величества и сам наблюдал за исполнением его!
— Это неслыханная вещь! — воскликнул король. Люинь пожал плечами и сделал знак барону Витри уйти.
— Для маршала все возможно, — шепнул он, видимо, сильно взволнованному королю,
— Я должен удостовериться, выяснить в чем тут речь, — пылко вскричал Людовик. — Ступайте сейчас же к ее величеству и передайте нашу просьбу поговорить с ней.
Люинь покорно поклонился рассерженному королю и поспешил в другой конец зала к Марии Медичи, которой Кончини только что доложил об аресте принца.
Граф передал королеве-матери желание ее сына. Из того, что король прислал Люиня, Мария Медичи заключила, что дело идет о чем-то очень серьезном…
Она решила ласково обойтись с сыном, и приветливо ответила де Люиню, что несмотря на поздний час, примет короля у себя в кабинете, так как собирается покинуть бал.
Граф де Люинь передал ответ Людовику. Тот сейчас же послал сказать своей супруге, что собирается проводить ее к себе, как того требовал придворный этикет.
Люинь не без удовольствия отметил, что Людовик очень взволнован и сердит. Эта ночь должна совершить переворот в государстве! Более благоприятного случая не могло представиться.
Король ушел с Анной Австрийской. Королева-мать, не тревожа гостей, тоже отправилась к себе. Ей было очень любопытно узнать, зачем ее сыну вдруг понадобилось говорить с ней. Долго ждать не пришлось. Едва она вошла к себе в кабинет, как явился Людовик с мрачным выражением лица.
Мария Медичи подошла к нему и сделала знак свите оставить их вдвоем.
— Очень рада видеть ваше величество, — сказала она, протягивая Людовику руку, чтобы подвести его к креслу. — Давно уже вы не выражали желания поговорить наедине с матерью! Меня глубоко огорчает ваша холодность. Боюсь, что и королева, ваша супруга, имеет основание жаловаться».
— Теперь не время для подобных объяснений, ваше величество! Я пришел по гораздо более серьезному делу.
Марию Медичи поразил этот тон. Никогда еще король не говорил с ней так сухо.
— Я говорю с королем Людовиком или с моим сыном Людовиком? — спросила она.
— Король Людовик всегда будет для вас благодарным сыном, ваше величество. Мне кажется, вы уже имеете доказательства этого! Но к делу. Сейчас я услышал, что осмелились арестовать нашего дядю, принца Генриха, во время бала, да еще в нашем Луврском дворце. Знаете вы об этом, ваше величество?
— Конечно, государь, — твердо ответила Мария Медичи, — его арестовали по моему приказанию!
— Неужели это правда, ваше величество? Я не хотел сначала верить тому, что подобные приказания отдаются без моего согласия. В подобных случаях прежде должны доложить мне и получить мое утверждение!
— До сих пор я считала своей материнской обязанностью, как можно дальше отодвигать от вашего величества заботы и тяготы правления, — сказала Мария Медичи, бледнея.
— В таком случае я должен просить ваше величество впредь оставлять за мной решение подобных дел…
Марию Медичи покоробило,
— Мой августейший сын не потребует, конечно, чтобы оставались безнаказанными дерзкие шутки в мой адрес? — гордо и холодно произнесла она.
— Кто же позволил себе подобные шутки?
— Принц Генрих Конде, которого я за это велела посадить в Бастилию. Недавно он осмелился явиться мне ночью, в галерее, под видом призрака покойного короля. Это профанация, ваше величество, которая не только оскорбляет меня и вас, но и дерзко унижает высокую память вашего отца-короля!
— Я ничего об этом не знал!
— Я хотела скрыть от вас эту проделку, оскорбляющую самые святые чувства, и избавить от излишних переживаний, ваше величество.
— Благодарю вас за слишком большую заботу обо мне, ко впредь, ваше величество, прошу оставить это! Я уже не ребенок. Я король, и сам сумею наградить и наказать, когда сочту нужным. Из всего сказанного вы понимаете, конечно, что отныне я намереваюсь сам нести все тяготы и заботы правления. С этой надеждой желаю вам покойной ночи.
Людовик любезно поклонился королеве-матери и вышел из комнаты.
Мария Медичи неподвижно стояла, глядя ему вслед. Когда шаги его затихли в приемных, она вдруг гордо вскинула голову, нахмурилась, словно грозовая туча.
— Это дело рук моих врагов. Так Людовик никогда еще со мной не говорил, — прошептала она дрожащим голосом. — Но пока что все в моих руках. Если он не покорится и не согласится с моими планами, горе ему и его советникам. Лишь один из нас должен стоять во главе государства — или он, или я.
Было далеко за полночь, когда король вернулся к себе от королевы-матери.