Герцог умолк. Грудь его порывисто вздымалась и опускалась, глаза были полны слез.
Вильмайзант дал ему прохладительное питье.
— Угрызения совести, — продолжал герцог, — особенно мучили меня в последние годы жизни, когда я, ко всему, уже сильно страдал от болезни.
Рассказ мой подходит к концу. Камерфрау Жервеза, по распоряжению покойной, должна была на предоставленные ей средства отыскать такую семью, которая взяла бы девочку и считала бы ее своей приемной дочерью. По уговору малютка не должна была знать, кто ее настоящие родители, а считала бы принявшую ее семью своей родной.
Я не смел нарушать последнюю волю покойной и тем более не вмешивался в дела Жервезы, потому что знал ее как порядочную и преданную женщину. Я дал ей крупную сумму денег для подарка будущим родителям девочки.
Через некоторое время я узнал, что малютка растет и хорошеет. Один раз она даже принесла ее, чтобы показать мне. Я полюбовался прелестной малюткой и дал деньги и для нее.
Но затем я перестал получать сведения о ней, так как Жервеза умерла через несколько лет. С тех пор я так никогда и не увидел своей дочери.
Сейчас я очень хотел бы посмотреть на нее, потому что не могу умереть с чистой совестью, не найдя свою дочь и не вознаградив ее за мою вину перед ней и ее матерью.
Я официально признаю ее своей дочерью и главной наследницей. Запишите, господин нотариус, что это моя твердая воля. Кроме ста тысяч франков, которые я уже раньше завещал бедным и церкви, все остальное свое состояние и все поместья, принадлежащие мне, я оставляю моей дочери.
— Как ее зовут, где она живет, ваша светлость? — спросил нотариус.
— Это будет нетрудно узнать, я думаю, — ответил герцог. — У Жервезы был брат. От него мы узнаем, где девушка.
— Как зовут этого брата, ваша светлость? — спросил нотариус.
— Калебассе, — ответил герцог, — он торгует фруктами на улице Шальо.
— Так мы сейчас пошлем за ним, — сказал Вильмайзант, хорошо знавший, что минуты герцога сочтены.
— До сих пор я скрывал от прислуги тайны моего прошлого, — сказал д'Эпернон, — но теперь этого уже не нужно делать. Велите камердинеру Жану сходить за Калебассе!
Вильмайзант исполнил просьбу и вернулся к больному.
Д'Эпернон повторил в завещании, что его дочь, если она жива, должна носить его имя и наследовать его богатства. Он перечислил нотариусу все свои владения, сказал, где лежат его деньги, и с возраставшим нетерпением ждал возвращения камердинера с фруктовщиком.
Жан наконец явился.
— Нашел ты фруктовщика? — спросил с лихорадочным волнением д'Эпернон.
— На улице Шальо его не было, ваша светлость!
— Так он умер?
— Я нашел фруктовщика, называющего себя Калебассе на улице Вожирар.
— Приведи его, скорей, я хочу его видеть! — вскричал герцог, делая усилия приподняться.
Удивленный всем этим Жан ушел и вернулся с нашим знакомым Калебассе, неловко поклонившимся сначала герцогу, потом доктору и нотариусу. Его круглое, красное лицо сияло ожиданием и радостью. Он, по-видимому, знал в чем дело.
— Вас зовут Калебассе? — спросил д'Эпернон.
— Точно так, ваша светлость.
— Была у вас сестра?
— Точно так, ваша светлость.
— Как ее звали?
— Жервезой, ваша светлость.
— Она жила и служила у фрейлины Флери…
— Точно так, ваша светлость.
— Знаете вы что-нибудь о ребенке, девочке, которую ваша сестра, по поручению фрейлины, взяла к себе с тем, чтобы найти ей приемных родителей?
— Точно так, ваша светлость, все это мне известно.
— Жива эта девочка?
— Хе, хе! Конечно, жива, ваша светлость! Жозефиночка стала славной, доброй, хорошенькой девушкой… другой такой в целом Париже не сыскать!
Старый герцог откинулся на подушки и с молитвой сложил дрожащие руки.
— Слава тебе, Господи! — прошептал он.
— Жозефина была отдана кондитеру Пьеру Гри, у которого в то время дела шли хорошо, — рассказывал Калебассе, с многозначительной миной подходя ближе, — у него было два сына, ему хотелось иметь дочку, и он взял Жозефину вместо дочери. Жервеза передала ему все деньги, пожалованные вашей светлостью, до последнего франка! Гри берегли девочку, как родное свое дитя, но потом у них пошли неудачи за неудачами, и наконец жена Пьера Гри умерла. Пьер купил тогда на Ночлежном острове, близ Сены, гостиницу «Белая Голубка», я сам помог ему деньгами и его дела поправились.
— Что вы говорите? — с ужасом вскричал герцог, — вы называете дитя Жозефиной… Жозефина на Ночлежном острове близ Сены?
— Гм, — усмехнулся Калебассе, — теперь-то она уже не дитя, а вот ваше дитя, ваша светлость — ну, это другое дело! Она уже взрослая девушка, красавица, и не живет больше на Ночлежном острове.
— Но она жива?
— Живехонька, ваша светлость! Живет честным трудом.
— У меня отлегло от сердца! — прошептал д'Эпернон.
— Она помощница смотрителя за серебром в Лувре.
— Приведите ее, поскорей… Я чувствую, что скоро меня не станет… мне хочется еще раз взглянуть на нее, назвать своей дочерью, благословить, — слабым голосом сказал герцог.
— Да, надо поторопиться, я это вижу, немного потерпите, ваша светлость, я сейчас приведу ее. Ах, какое это будет счастье для Жозефины! Она стоит того!