Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Голос королевы дрожал от волнения, она готова была расплакаться. В ней боролись два великих чувства: религия и любовь. Анна Австрийская, как истинная испанка, как воспитанная по-испански, была искренно набожна. Это не была набожность герцогини де Комбалэ, маска лицемерия, прикрывавшая разврат порока. Анна Австрийская была искренна. Увлекаемая непреодолимой силой страсти, она должна была выдерживать тайную и сильную борьбу с собою. Но возле нее был хорошенький женской демон, герцогиня де Шеврез, не верившая ничему, кроме удовольствий, а так как из всех удовольствий любовь казалась ей вернее и приятнее, можно было сказать, что она верила только любви. Ей стало жаль королеву.

— Лягте, ваше величество, — сказала она, — вам нужен отдых. Я проведу несколько часов возле вас в этом кресле.

— Я не могу отдыхать, Мария, — отвечала королева, — но это платье, напоминающее мне минуты безумия, стесняет и утомляет меня.

— Позвольте мне позвать одну из ваших горничных.

— Нет, Мария, не зови никого. Мне кажется, я буду краснеть при всех, кроме тебя. Не хочешь ли помочь мне раздеться?

— Это будет для меня удовольствием и честью, но я очень неловка и не умею сама себя раздеть.

Герцогиня де Шеврез, действительно очень неловкая горничная, медленно исполнила обязанность, которую королева наложила на ее дружбу. Однако она успела наконец снять с ее величества богатую и тяжелую коллекцию украшений, составлявших ее наряд. Она набросила на плечи своей государыни ночной пеньюар, и обе сели на кушетку. Тут Анна, сделавшись почти простой женщиной, прижимаясь к своей приятельнице и спрятав свою пылающую голову на ее груди, как будто боялась краснеть пред нею, наивно призналась ей, без малейших околичностей, какую любовь внушил ей герцог Букингем. Герцогиня старалась успокоить ее и напомнила сильный гнев короля, возбужденный неопределенными и несправедливыми подозрениями против герцога де Монморанси и против герцога Анжуйского, его родного брата; особенно подчеркивала она опасности, которым подвергнется королева, если возбудит неосторожно бешенство мрачного кардинала.

— Мне нечего бояться этого человека! — вскричала королева в минуту запальчивости, когда она была готова всем пренебречь. — У меня есть дерзкое письмо, которое он осмелился написать ко мне и которое ты дала мне от него. Неужели ты думаешь, что с этим орудием, которое я могу, когда захочу, показать королю, я не могу безопасно идти кардиналу наперекор?

— Это правда, — сказала герцогиня, — но это орудие единственное, и вы должны сохранять его для крайнего случая. И этот случай вы не должны возбуждать сами неосторожностью, которую вам избегнуть легко.

— Ты права, Мария, — ответила королева, — и я поступаю сумасбродно, мучая себя таким образом. Положение, которое милорд герцог занимает при французском дворе, поставляет ему в обязанность почти каждый день являться к королеве французской. Сам кардинал не может этому помешать. Я буду видеть его, таким образом, каждый день. Чего же более нужно мне?

Герцогиня де Шеврез покачала головой:

— Ваше величество еще не знает кардинала. Конечно, он не может помешать герцогу являться к королеве, не может помешать королеве встречаться с ним у короля или у новой английской королевы, или даже у вашей верной служанки, если вы удостоите приехать к ней, но будьте уверены, что кардинал всегда найдет средство не допустить герцога сказать вам слово, а так как ваша безопасность требует, чтобы вы не изменяли вашим чувствам при всех, то встречи эти только сделают ваше мучение более жестоким и более печальным.

— Как же тогда быть? — с унынием сказала королева. — Видите, Мария, сам Господь требует этого. Он воздвигает столько препятствий для того, чтобы заставить меня понять всю тяжесть преступления, которому я подвергаюсь. Он показывает мне путь, который я должна выдержать. Я должна отказаться от любви.

— Вовсе нет, всемилостивейшая государыня, — возразила герцогиня, — отказаться от счастья, которое так близко к нам и которого мы так давно и так несправедливо лишены, было бы безумием. Но этого следует достигать без шума и без огласки. Положитесь на мою преданность, ваше величество.

— Я сделаю, что ты хочешь, Мария, я доверяю только тебе. Что же ты хочешь, чтобы я сделала?

— Во-первых, милая государыня, успокойтесь и засните. Вам надо отдохнуть, чтобы завтра или, лучше сказать, сегодня, потому что скоро настанет день, вы возвратили свою красоту, и чтобы герцог, увидев вас, нашел вас еще прекраснее.

— Я засну, Мария.

— Потом, когда Букингем явится к вам, выказывайте при всех окружающих вас свидетелях самое полное равнодушие. Мы увидим, ошиблась ли я, откажется ли кардинал, видя себя побежденным, заниматься вами. Если у него достанет на это смысла, вы будете свободны; если, напротив, он даст нам подозревать, что он все-таки наблюдает за вами, тогда, моя возлюбленная государыня, ваша Мария поможет вам. Положитесь на меня и засните.

— Заснем, — сказала Анна Австрийская.