Анна Болейн. Страсть короля

– Сир, кажется, теперь, когда легат здесь, люди выражают свою любовь к ней еще громче. И подают голоса против меня. – Анна слышала, как ее обзывают: «Шлюха! Потаскуха! Иезавель!»

– Я знаю. – Генрих расхаживал взад-вперед, как лев, готовый к прыжку. – И я не потерплю глупых слухов и демонстраций. Созову лорд-мэра и моих лордов, советников, судей, олдерменов, шерифов, глав городских гильдий – вообще всех, кто захочет прийти сюда, – и решительно заявлю им об этом!

Он так и сделал. Анна не присутствовала в главном зале дворца Брайдуэлл, когда король обращался к своим самым высокопоставленным подданным, но нашлись доброхоты, которые рассказали ей, как великолепен был Генрих, стоявший в коронационной мантии перед троном под балдахином, и как властно произносил он свою речь, напоминая всем, что благодаря его распорядительности за девятнадцать лет правления ни один враг не притеснял их, а также о необходимости сохранить мир, обеспечив законную передачу власти наследнику. Он похвалил королеву и сказал, что для него нет ничего более приятного, если ее считают его законной супругой, и, буде ему придется жениться еще раз, из всех женщин он выберет ее. При этих словах Анна испуганно вздрогнула, но сказала себе: эти прекрасные слова Генриха продиктованы политическими соображениями.

И действительно, потому что потом король сообщил о сомнениях своей совести и страхе, не живет ли он столько лет в прелюбодеянии. При этом собравшиеся сочувственно закивали. Только в самом конце Генрих заявил, что не потерпит противодействия своему разводу и не найдется на свете головы столь почтенной, что он не снес бы ее в наказание за бунтарство. Разумеется, все это были пустые угрозы, Анна не верила, что он на такое решится.

Речь короля стала единственной темой разговоров при дворе. Одни сопереживали затруднениям Генриха, другие выразительно хранили молчание, и очень немногие смельчаки высказывались в том духе, что лучше бы король не выносил это дело на суд публики. Однако кое у кого враждебность сменилась пониманием, и, когда слухи о королевской речи вылились на улицы Лондона, люди стали говорить о Великом деле более осмысленно, чем делали это раньше.

Анна решила, что пока все не успокоится, ей лучше оставаться в Дарем-Хаусе. Она не хотела подрывать успех, достигнутый Генрихом в попытке утихомирить своих подданных. Пусть посещает ее тайком, на барке без опознавательных знаков, незаметно пришвартованной к берегу вдали от пытливых глаз. Конечно, будет грустно не видеть Норриса, но сейчас новые потрясения ей не нужны.

Анна давно смирилась с тем, что ради соблюдения внешних приличий Генрих время от времени должен посещать Екатерину, вкушать с ней пищу и даже делить постель. Он заверял, что в тех редких случаях, когда бывает у королевы по ночам, не прикасается к ней. Но зачем вообще спать с нелюбимой женой? Однако Генрих продолжал делать это, и Анна все больше злилась и беспокоилась. Действительно ли он хочет отделаться от Екатерины? Королева обладает некой властью над ним, и он никак не мог стряхнуть с себя эти оковы. Может, оттого, что она старше и власть ее сродни материнской? Или Екатерина связывает его с ушедшей юностью, напоминает о более счастливых и беззаботных временах, до потери сыновей? Или он просто трусит, не хочет провоцировать сцену – или гнев императора, – совершенно лишая Екатерину своего общества?

Наконец настал момент, когда терпение Анны лопнуло.

– Легат здесь! – воскликнула она, когда подошел к концу тихий вечер, проведенный за совместным музицированием в ее покоях, и Генрих объявил, что возвращается во дворец Брайдуэлл ужинать с королевой. – Дело скоро будет рассмотрено, а вы все еще делите с ней и стол, и постель!

– Дорогая, не тревожьтесь. Это только для проформы. Но мне не хочется огорчать вас. Обещаю больше никогда не ложиться в постель Екатерины. Я хорошо понимаю, какие моральные последствия могут проистечь из этого для меня. Отныне и впредь она будет спать одна. И скоро, любовь моя, мы будем вместе.

– Я молюсь об этом! – ответила Анна, которой слова короля не принесли успокоения.

Она настояла на том, что останется в Дарем-Хаусе, протесты Генриха не возымели действия, и двор уехал в Гринвич без нее. Лишь в декабре Анна наконец уступила мольбам короля, заперла дом и явилась ко двору. И оказалась приятно удивлена: ее разместили рядом с покоями короля, в гораздо более красивых и просторных апартаментах, чем прежде. Генрих сам выбирал для нее обстановку, включая дорогие прикроватные занавесы и гобелены, а также огромный дубовый буфет, полный золотой и серебряной посуды. Эти комнаты были достойны королевы!

Удовольствие доставили Анне и визиты людей самого высокого ранга, которые приходили засвидетельствовать свое почтение, очевидно предчувствуя ее скорый брак с королем. Долг вежливости королеве отдавали немногие. Екатерина появлялась на публике с неизменной благожелательной улыбкой, переносила пренебрежение к себе с терпеливым достоинством и не покидала своего места рядом с королем, чем приводила Анну в ярость.