Анна Фаер (СИ)

Я пробралась на кухню. Нужно найти чего-нибудь поесть. Я ведь знала, что не ела уже давно, знала, что я голодная, но почему-то есть мне всё равно не хотелось. Поэтому постояв чуток перед открытым холодильником, я решительного его закрыла. Не буду себя заставлять. Буду слушать своё тело, хотя бы когда болею. Может, потому и болею, что никогда его не слушаю. Но ведь это так глупо, слушать своё мясо! Слушать нужно мозг! Я решительно налила себе апельсинового сока. Да, хорошо, что он оказался на столе. Но, на самом деле, это ни капли не удивительно. Все, кто знает меня, знают и мою страсть к этому соку. Поэтому родители, которые всё ещё чувствуют на себе вину за мою болезнь, просто не могли оставить меня без сока. Апельсиновый сок для меня – это то же самое, что чай для Димы. Настолько всё серьёзно.

Я взяла с собой стакан и вышла из кухни. У меня в прихожей очень широкие подоконники, а прямо под ними, наверное, проходят какие-то трубы. Я не знаю, что там проходит, но сидеть на этих подоконниках очень тепло. Я принесла туда плед, взяла подушку и медвежонка, без которого я никогда не ложусь спать, и устроилась на широком и тёплом подоконнике.

Сделала глоток апельсинового сока. Стала вспоминать. Лет пять назад, я тоже заболела. Так же сильно, как и сейчас. Только тогда я была младше. Тогда у меня впервые температура была выше сорока. И, что хуже всего, я тогда уже знала, что при температуре в сорок два градуса можно умереть. У меня было сорок один градус. Мне дали таблетку, сказали уснуть, сказали, что всё будет хорошо. Но я не уснула. Я отвернулась к стене, закрыла глаза и стала думать о том, что я могу умереть. Я впервые осознала, что мне придётся умереть. Может быть, не сейчас, но потом. Весь тот вечер я об этом только и думала.

Что было бы, если бы я умерла? Ничего! Меня бы похоронили на каком-нибудь кладбище, и на этом всё. Друзья бы погоревали, все бы стали говорить о том, какой я была славной. Родители бы переживали. Но что было бы лет, скажем, через двадцать? Кажется, не такой уж и большой срок. А за это время столько всего бы изменилось! А я бы этого даже не увидела. И, что пугало меня сильнее всего, про меня бы стали забывать. Все мои друзья, все, кто любил меня когда-то, уже бы даже не помнили моего имени. Родители бы уже не приходили так часто на мою могилу. А когда они бы сами умерли, то больше никто никогда не приходил бы. Разве что, какой-нибудь странный человек, которому нравится блуждать и читать надписи на надгробных плитах, остановился бы перед моей могилой. Он бы ухмыльнулся. «Всё, что от неё осталось, - это имя»,- так бы он подумал. И он бы имел на это право. Он ведь был бы живым. А я уже нет.

У меня по спине пробежали мурашки. Я сделала глоток апельсинового сока. Мне нравится этот сок. Он подбадривающий. Такой свежий, сладкий и при этом немного кислый. Он будто бы наполнен жизненной силой. И когда пьёшь его, чувствуешь, что жив. Не знаю, как вам это объяснить. Может быть, это невозможно. А может быть, найдётся кто-то, кто чувствует то же самое, кто меня понимает.

В окно застучал косой дождь. Маленькие капельки медленно катились по стеклу. Я стала наблюдать за ними. Глупый дождь. Из-за него я сейчас болею. А потом у меня в голове вдруг мелькнул Алекс, закусывающий губу.

Ну, конечно! Конечно, вся вина лежит на нём! Если бы он не стал открывать мне глаза на реальное положение вещей, то я бы не стала бунтовать, я бы не стала себя так странно вести, как делала это вчера. Но он! Он меня подтолкнул на это. И знаете? Я, чёрт возьми, рада! Может, мне из-за него сейчас и плохо, но я благодарна! Это очень хорошо, что я открыла на всё глаза!

Теперь уж я ясно вижу, что медлить нельзя. Теперь я вижу, что нужно действовать, нужно спасать мир, который разваливается прямо у меня в руках. И ничего страшного нет в том, что другие этого даже не замечают. От отчаяния они нацепили розовые очки и стали твердить, что всё нормально, всё хорошо. Но я-то вижу, что всё ни черта не хорошо! Всё очень плохо. И именно поэтому я и собираюсь действовать.

И Алекс тоже будет действовать. Мы с ним вдвоём со всем справимся. Нашего желания и стремления хватит, уж будьте в этом уверены! И мы сделаем мир лучше. Мы сделаем его чище и добрее! Никому больше не будет страшно, никому больше не будет обидно. Наступит такой день, когда человечеству можно будет снять его розовые очки. И люди не захотят их надеть обратно. Они скажут: «А всё не так уж и плохо. Да, всё совсем не плохо! Ведь как хорошо, а?»

И это сделаю я. Я. Конечно, Алекс тоже. И Дима, если уж на то пошло. Ну, конечно, Макс тоже станет нам помогать. Ведь одной я такую большую работу никак не смогу провернуть.