Анна Фаер (СИ)

Я прижала к себе игрушечного медведя и посмотрела на серое осеннее небо. Оно висело низко-низко, оно угнетало, давило. И мне стало не по себе. Мне стало тоскливо. Я горько усмехнулась: уж не оттого ли я хочу сделать мир счастливее, что сама несчастна? Я чувствую страх, очень много страха, поэтому я хочу сделать мир, в котором было бы не страшно. Любая несправедливость для меня, как сильная пощёчина, поэтому я хочу, чтобы всё было честно и справедливо. Наверное, я меняю мир совсем не для человечества, а для себя.

В доме было тихо и пусто, только на стене громко стучали часы. И я пожалела, что осталась одна. Нет-нет, я не хочу быть одной. Одной мне становится плохо. Мне страшно одной.

Хорошо Максу. Он, наверное, никогда не бывает один. К нему вечно пристаёт его маленькая сестра, да и брат тоже. А ещё у него есть Фаер. Хотя, наверное, Макс этого не ценит. Не знаю почему, но я просто уверена, что одиночество его никогда бы не расстроило и не выбило из колеи. Он наслаждается одиночеством. Горькое одиночество, горький кофе и какой-то горький тон. Вот и весь Макс.

А всё же жаль, что у меня нет собаки. Мне бы разрешили её завести, но я сама не хочу. Мне не нравится, что они живут не так долго, как люди. Ты успеешь полюбить собаку, она станет тебе другом. А потом умрёт. Все всегда умирают. И это не даёт мне покоя. Это точит меня изнутри. Вот если бы у меня была собака, а потом она погибла, что бы со мной случилось? Ведь я бы не перенесла этого. Я, наверное, как бы это глупо сейчас не прозвучало, сама думаю и веду себя, как собака.

Вы видели, как собаки сторожат своих хозяев, даже когда те умерли? Они ведь даже врачей не подпускают! Они никого не подпускают, они не хотят, чтобы самого важного человека в их жизни, забрали куда-то. Рассказать вам, почему? Конечно же, рассказать. Вы точно не понимаете. Но я понимаю. У собак нет своего «я». Они видят себя в своём хозяине. Для них весь мир только в нём. Поэтому смерть хозяина для собаки равноценна своей собственной смерти. Они просто больше не живут. Их души умирают.

Если бы такие собаки были людьми, то они бы были людьми недолго. Они бы в следующий же вечер нашли табуретку и верёвку, вздохнули бы тихо и повесились. Может быть, сказали бы ещё что-нибудь напоследок. Что-нибудь такое: «Зачем телу жить, когда я чувствую, что душа умерла?» Собаки-суицидники.

«А я, собственно, зачем живу?» - промелькнуло у меня в голове.

О, нет…

Только этого мне не хватало! Это худший вопрос, который я могла бы себе задать! Как только я задаю себе этот вопрос, для меня окружающий мир исчезает. Появляется новый. Ещё более тёмный. Да, поверьте, может быть и темнее, чем он есть. Я начинаю видеть во всём исключительно плохое, особенно в себе. И абсурдность всего того, что происходит вокруг, прорисовывается более ясно. Всё начинает казаться бессмысленным. И длится это до тех самых пор, пока Дима не выкинет какую-нибудь забавную штуку. Только тогда я отвлекаюсь и просто забываю о том, что так и не нашла ответ на этот вопрос. А зачем, собственно, я живу?

А вы живёте зачем? Можете ответить? Нет? То-то же.

Не знаю, что бы со мной случилось к вечеру, если бы мои мысли резко не оборвались. Кто-то звонил в дверь. Я лениво спустилась со своего уютного места на подоконнике. Посмотрела в глазок, заулыбалась до ушей и поспешно отворила дверь.

- Ты как? – спросил прямо с порога Дима.

- Лучше,- я сделала приглашающий жест.

Они вошли, стали разуваться. Я улыбалась.

- Ты уверена, что тебе лучше? – спросил Дима с тревогой. – У тебя глаза лихорадочно блестят.

- Просто она рада,- ответил вместо меня Макс.

Правильно ответил.

- Держи,- он протянул мне два пакета.

- Это что?

- Здесь апельсины,- указал на один из пакетов Макс. – А здесь твоя одежда. Ты забыла её у меня.

- Апельсины? Фи,- поморщила я нос. – Это так скучно! Почему больным всегда носят апельсины? Почему? Один и тот же сценарий!

- Потому что,- хотел начать объяснять мне свои медицинские штучки Дима, но я его перебила.

- Не надо! Просто знайте, что если мне нравится апельсиновый сок, то это ещё не означает, что я люблю апельсины.

- Ты их любишь,- закатил глаза Макс. – Тебе просто нужно повозмущаться. Ты без этого не можешь.

Я уставилась на Макса. Он совершенно спокойно смотрел на меня в ответ. Мы не моргали. Я не моргала потому, что моргнуть первой означает признать его правоту. А почему не моргал он, я не знаю. Но в любом случае, я была в выигрыше. Мне приятно смотреть ему в глаза. Я уже описывала вам, какие они потрясающее? Ведь они удивительно потрясающее! Но, наверное, если я ещё раз скажу, какие они изумрудные, вы устало вздохнёте, покачаете головой и уйдёте куда-нибудь подальше.

Поэтому я не буду. Не буду описывать вам его глаза самого удивительного цвета во всём мире.

У меня по щекам потекли слёзы. Я не плакала, нет, просто я действительно долго не моргала. Макс это заметил и моргнул, наконец. Наверное, поддался! Решил меня пожалеть! Дурак.

- Дима, чай,- сказала я, вытерла мокрые от выступивших слёз глаза и пошла на кухню.