Анна и французский поцелуй

Парень говорит об этом с такой гордостью, что я поневоле вспоминаю слова Мередит о том, что Сент-Клэр восхищается Джошем за его исключительный художественный дар. И что отец Сент-Клэра владеет двумя картинными галереями. А еще Сент-Клэр будет ходить на уроки живописи в этом семестре. Я громко спрашиваю, уж не художник ли он сам.

Этьен пожимает плечами:

– Не совсем. Хотел бы я им быть. От мамы я унаследовал только художественное чутье, но не талант. Джош рисует намного лучше. Да и Рашми, если уж быть честным.

– Вы, наверное, очень близки с ней? С твоей мамой?

– Я ее люблю, – без тени подросткового смущения говорит парень.

Мы стоим перед воротами собора и смотрим наверх – все выше, выше и выше. Я вспоминаю, как мама каждый вечер садится за компьютер и заносит туда данные о каймановых черепахах. Только в Атланте сейчас еще не вечер. Возможно, в данный момент она затаривается в продуктовом магазине. Или едет на реку Чаттахучи. А может, смотрит «Империя наносит ответный удар» вместе с Шоном. Я понятия не имею, чем она занимается, и это меня тревожит.

Наконец Сент-Клэр нарушает тишину:

– Пора идти. Ты еще столько всего не видела.

Чем дальше мы углубляемся в центр города, тем больше вокруг народу. Сент-Клэр рассказывает, что его мама готовит на обед шоколадные блинчики, а на завтрак – кастрюлю пасты с тунцом. Что все комнаты в квартире она выкрасила в разные цвета радуги. Что она коллекционирует письма, где ее имя написано с ошибкой. И ничего не говорит об отце.

Мы проходим мимо очередного огромного строения, напоминающего развалины средневекового замка.

– Боже, здесь история просто повсюду, – восхищаюсь я. – Что это за место? Мы можем войти?

– Это музей, конечно, можем. Но не сегодня. Подозреваю, он закрыт.

– О да, понятно, – стараясь скрыть разочарование, вздыхаю я.

Сент-Клэр удивлен:

– Ты в школе всего одну неделю. У нас впереди еще целая вечность, чтобы посетить этот музей.

У нас. Не знаю почему, но внутри все сжимается. Сент-Клэр и я. Я и Сент-Клэр.

Скоро мы оказываемся в крайне популярном у туристов районе. Людей здесь еще больше, чем в окрестностях школы. Повсюду шумные рестораны, магазины и отели. Уличные продавцы кричат на английском: «Кускус! Хотите кускус?», а дороги настолько узкие, что автомобиль не проедет. Мы идем по улице, протискиваясь сквозь толпу, словно на карнавале.

– Где мы?

Хотелось бы мне задавать поменьше вопросов.

– Между рю Сен-Мишель и рю Сен-Жак.

Я отвечаю вопросительным взглядом.

– Рю означает «улица». Мы все еще в Латинском квартале.

– До сих пор? Но мы шли…

– Десять – пятнадцать минут? – поддразнивает Сент-Клэр.

Хм… Очевидно, лондонцы или парижане, кем бы Этьен там себя ни считал, не особенно ценят радость обладания автомобилем. А я вот скучаю по своей малышке, хотя у нее барахлит двигатель. И нет кондиционера. И сломано радио. Я делюсь этими мыслями с Сент-Клэром, чем вызываю у него улыбку.

– Ты все равно не смогла бы на ней ездить. Во Франции можно водить только с восемнадцати лет.

– Тогда мог бы ты сесть за руль, – говорю я.

– Нет, не мог бы.

– Ты же говорил, будто у тебя день рождения! Так я и знала. Ты соврал, и никто…

– Я другое имел в виду, – смеется Сент-Клер. – Я не умею водить.

– Серьезно? – Я не могу удержаться от коварной ухмылки. – Хочешь сказать, на свете существует то, что я умею делать, а ты нет?

Сент-Клэр усмехается в ответ:

– Шокирующая информация, не правда ли? Но мне это никогда не было нужно. В Париже прекрасно организована система общественного транспорта, так же как и в Сан-Франциско и Лондоне.

– Прекрасно организована, – передразниваю я.

– Заткнись, – хохочет Этьен. – Эй, а знаешь, почему этот квартал называют Латинским?

Я приподнимаю одну бровь.

– Несколько столетий назад здесь жили и учились студенты Сорбонны. Она, кстати, вон там. – Сент-Клэр показывает куда-то в сторону. – Это один из самых старых университетов мира. В общем, преподавали студентам на латыни, поэтому между собой они стали называть квартал латинским. А потом название прижилось.

Повисает неловкая пауза.

– И это все? Конец истории?

– Да. Черт, ты права. Полная белиберда.

Я обхожу еще одного агрессивного продавца кускуса:

– Белиберда?

– Дрянь. Фигня. Дерьмо.

Белиберда– как мило.

Мы поворачиваем за угол, и вот она, Сена. Огни города дрожат на воде. Я делаю глубокий вдох. Великолепно. По набережной прогуливаются парочки, продавцы расставляют картонные коробки с книгами в мягких обложках и старыми журналами на продажу. Мужчина с рыжей бородой наигрывает на гитаре грустную песню. Мы слушаем его минутку, а потом Сент-Клэр бросает несколько евро в чехол от гитары.

Наше внимание вновь переключается на реку, и в этот момент я вижу…

Нотр-Дам.