Анна Иоанновна

Пресытившись пьянством и «дебошанством», владыки брались за государственные дела — продавали своих солдат на службу Англии или Франции или торговали дворянскими титулами: за графское достоинство просили тысячу флоринов, за простое дворянство — 500. Герцог Брауншвейгский коллекционировал клавесины и спинеты, которыми никто не смел пользоваться, кроме его любимой кошки. «Серьёзная дискуссия началась на предмет объявления вне закона всех собак во владении князя… Все чиновники составляли подробные списки с указанием имён собак, их размера, возраста, породы и назначения. Руководствуясь этими списками, совет вынес резолюции о собаках Melac, Damit, Blanchet, Ouvre-L'Oeil, Empoigne. Обсуждение стало более оживлённым, когда очередь дошла до собаки Mordeur, поскольку это был настоящий породистый пинчер. Председательствующий предложил убить его. Но первое лицо (князь. — И.К.), владелец брата названного пинчера, громко выступил в защиту великолепного животного. Начались разногласия», — свидетельствует запись прений в совете его светлости князя Оттинген-Валлерштейна, известного также тем, что принимал в советники лиц не менее шести футов ростом^{437}.

Как видим, аннинский двор вполне вписывался в эту картину. Но как бы ни были странны для потомков забавы императрицы, именно при ней многие культурные новации вошли в жизнь столичного общества. Начался долгий процесс создания русского литературного языка, у истоков которого стояли поэты и переводчики Антиох Кантемир и Василий Тредиаковский; последнего Г.К. Кейзерлинг принял в Академию наук переводчиком и обязал «вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами», а заодно обучать «российскому языку» его самого.

Ещё недавно культурной новинкой при дворе были персидские «комедианты», скорее всего, вывезенные из оккупированных русскими войсками прикаспийских иранских провинций. Но мода сменилась, и «персиянские комедианты Куль Мурза с сыном Новурзалеем Шима Амет Кула Мурза да армяня Иван Григорьев и Ванис отпущены в их отечество». Россия впервые реально вступила в культурное сообщество европейских стран, в неё стали приезжать известные артисты и музыканты.

По «заказу» императрицы из Дрездена прибыл целый театральный коллектив под руководством директора и актёра-комика Томмазо Ристори: труппа комедии дель арте, музыканты и певцы. Первое представление состоялось в новом Кремлёвском дворце 9 марта 1731 года. «Отправляли прибывшие сюда недавно италианские комедианты первую комедию при пении с великим всех удовольствием», — отметили «Санкт-Петербургские ведомости». Государыня лично приняла актёров, опасавшихся, что их привезли в «дикую страну», а на представлении, как рассказывал сам Ристори, «поднялась и, к публике оборотившись, биением в ладони призвала всех ею (постановкой. — И.К.) наслаждаться»^{438}.

В первую годовщину коронации Анны, 29 апреля 1731 года, русский двор впервые услышал во время праздничного обеда итальянскую кантату для сопрано, скрипки, виолончели и клавесина, посвященную знаменательному событию. Исполнила кантату по-русски певица Людовика Зейфрид. Как сообщал саксонский посланник Лефорт, императрица выразила «большое удовлетворение» и за доставленное удовольствие подарила исполнительнице 200 дукатов. Имела успех и певица Розалия Фантази. Кантаты услаждали слух придворных во время обедов и органично вписывались в серию придворных развлечений. Шут Анны Иоанновны Пьетро Мира в 1736 году писал флорентийскому герцогу, что российская императрица всегда «веселится операми, комедиами, балами, интермедиами, приватною музыкою, фегерверками, катанием, преобразительными махинами и всеми теми приватными видами, каковы от их забав происходят»^{439}.

В январе 1732 года труппа отбыла из России, но на смену ей приехали другие европейские музыканты и певцы во главе с капельмейстером Иоганном Гюбнером. На придворных концертах гостей восхищали «певчая» мадам Аволано (с окладом в тысячу рублей в год) и «кастрат Дреэр» (его зарплата была и того выше — 1237 рублей) под руководством маэстро и его брата «композитера» Андреаса Гюбнера.