Анна Иоанновна

Практика показала, с одной стороны, неспособность областных и уездных властей одержать верх над шайками разбойников, комплектовавшимися из беглых солдат, крестьян и матросов, безнаказанно грабивших купеческие и казенные караваны на Волге, громивших усадьбы помещиков и являвшихся в ночные часы хозяевами Москвы — появляться на ее улицах было небезопасно. С другой стороны, следственные дела свидетельствуют о беззащитности местного населения и произволе администрации, наказывавшей правых и виноватых, не вникая в суть дела.

В мае 1737 года в московскую полицию привели крестьянина Боева с курицей, которую, как он объяснял, нес из своего села Бирева для продажи в Москве. В полиции приняли самое простое решение, требовавшее от нее минимальных усилий: вместо того чтобы отправиться в Бирево и там выяснить, действительно ли эта курица принадлежала Боеву, которого подозревали в ее краже, было решено «допросить его под кошками, не поймал ли он или не украл ли он где-нибудь курицы и не было ли с ним кого-нибудь в согласии»[177].

Приведенный пример беззакония и произвола является невинной забавой по сравнению с поступком опьяненного властью каширского воеводы подполковника Я. Ф. Баскакова, отличавшегося крутым нравом, не знавшего меры в гневе. В воеводской канцелярии он встретил противодействие со стороны подьячего с приписью С. Ф. Емельянова, многоопытного законника, за время службы которого в Кашире сменилось около девяти воевод.

Емельянов хорошо знал законы и, в отличие от прочих канцелярских служителей, трепетавших от страха перед воеводой, осмеливался ему перечить, когда тот их нарушал. Однажды Емельянов заметил ему, что он совершил противозаконный поступок, отправив в ссылку состоявшего при воеводской канцелярии капрала. Замечание подьячего с приписью вызвало гнев воеводы, и тот в сердцах бросил на стол тетрадь.

Драматические события развернулись некоторое время спустя, когда служивший в этой же канцелярии сын Емельянова Андрей, видимо, по совету отца, отказался выполнить приказание воеводы вырвать несколько листов из приходно-расходной книги и заменить их другими, с устраивавшими воеводу цифрами. Отец вступился за сына, потребовал от воеводы вернуть вырванные листы и в назидание выказал знание законов.

Воевода стерпел и на этот раз, но затаил против Емельянова лютую злобу и ждал повода, чтобы выплеснуть ее. Повод никакого отношения к службе не имел. Случилось, что Андрей Емельянов влюбился в крепостную наложницу Баскакова и намеревался на ней жениться. Ревнивец избил соперника так жестоко, что тот «едва в чувство пришел» и «голос имел слабый».

Вошедший в раж воевода решил расправиться и с отцом и матерью соперника. Он вызвал их в канцелярию и мать «немилостиво таскал по всему дому, выволок на крыльцо и столкнул вниз по лестнице». При осмотре пострадавшей старухи у нее обнаружены следы побоев: «Спина и бока биты сине-багровы, правый глаз подшиблен, левая нога перешиблена, левая щека, нос и верхняя губа разбиты, исцараплены и в крови».

Самой жестокой расправе подвергся подьячий с приписью: воевода велел четырем солдатам держать его, а сам избивал дулом и цевьем фузеи. Полумертвого, он велел вынести его и бросить у крыльца. Обнаружив, что потерпевший лежит в беспамятстве, он велел внести его в канцелярию и никого к нему не пускать. Из покоев сначала доносился стон, а затем все смолкло — за два часа до света Степан Емельянов умер.

Воевода понял, что за убийство ему придется отвечать, и сам отправился в Москву улаживать дело. Тем временем сыновья покойного доставили тело в Москву для освидетельствования. Через месяц последовал именной указ о расследовании дела Петербургской губернской канцелярией «без всякой поманки…». Баскаков был отстранен от должности и в 1738 году подвергся казни[178].

Здесь приведено несколько негативных примеров деятельности как центральной, так и местной администрации. Конечно, не все члены Сената, коллегий, вице-губернаторы и воеводы несли службу так же, как Баскаков. Среди них, подобно белым воронам, встречались чиновники, не причастные к казнокрадству и взяточничеству, но природа появления источников такова, что они регистрировали в большинстве своем из рук вон выходящие факты и явления, оставляя без внимания то, что соответствовало поговорке: «Не пойман — не вор».

Изложенное дает основание для вывода — со времени административных преобразований Петра Великого практически ничто не изменилось ни в порядке, царившем как в высших органах власти, так и в областной администрации, ни в нравах чиновников.