Анна Иоанновна

Быть может, у приверженцев старомосковского уклада жизни — черного духовенства, придерживавшегося сурового аскетизма, были некоторые основания обвинять Феофана Прокоповича, не чуравшегося житейских удовольствий, в нарушении обетов. Об этом сообщал А. К. Нартов, описавший неожиданный ночной визит к двум церковным иерархам: местоблюстителю патриаршего престола Стефану Яворскому и Феофану Прокоповичу; внезапно появившись в доме Яворского, Петр I застал его за сочинением труда «Камень веры». Вместо горячительных напитков на столе работавшего в уединении Стефана стояли сосуды с простой водой и брусничной настойкой. Визит Петра I в ночные часы к Феофану вызвал у его гостей переполох, но архиерей вышел из положения остроумным приветствием гостей, так что царь тоже принял участие в веселом застолье, после которого якобы сказал: «У Стефана, яко у монаха, а у Феофана, яко у архиерея, весело и проводить время не скучно»[212].

Зная хорошо Маркелла — человека, «по природе своей трусливого», Прокопович не без основания полагал, что Маркелл «сам собою по ярости и злобе, без всякой надежды и упования никогда б на такое страшное дело не отважился», что он выступил с обличениями только благодаря существованию «неких прилежных наустителей, которые плута сего к тому привели». Таким «наустителем» Феофан считал Георгия Дашкова[213].

Как видим, доносы, подобно волнам, накатывались на Феофана один за другим, и если бы Петру II довелось царствовать еще год-два, то новгородскому архиерею несдобровать и девятый вал непременно увлек бы его в морскую пучину. Но фортуна оказалась благосклонной к Феофану, он устоял; ему удалось сохранить и кафедру, и должность вице-президента Синода до наступления счастливых для него времен, связанных с воцарением Анны Иоанновны.

Императрица имела глубокие основания покровительствовать Феофану. Главная причина состояла во враждебном отношении широких слоев духовенства, и прежде всего его элиты, к воцарению Анны Иоанновны. Известно, что для духовенства самой приемлемой кандидатурой была царица Евдокия, со вступлением которой на престол они связывали восстановление патриаршества и отмену посягательств светской власти на их имущество. Подозрительность Анны Иоанновны к духовенству разжигал и Феофан, внушая ей мысль о готовности духовенства поднять народ на бунт. Определенное влияние на позицию императрицы оказывало и немецкое окружение, протестантское по религиозному убеждению, к которым Феофан был ближе, чем его противники. Не случайно Феофан находился в приятельских отношениях с Бироном и Остерманом. Все это, вместе взятое, превращало Прокоповича в полновластного хозяина Синода и развязывало руки для беспощадной борьбы с верховниками, едва его не погубившими.

Среди многочисленных противников Феофана следует выделить ростовского архиерея Георгия Дашкова, коломенского — Игнатия Смолу, тверского — Феофилакта Лопатинского и др. Но первый удар Прокопович нанес не своему главному противнику Георгию Дашкову, а личности второстепенной — воронежскому епископу Льву Юрлову. Выбор жертвы не был случайным: Феофану было хорошо известно, что Лев находился с Георгием в дружеских отношениях, что он разделял его взгляды на церковную реформу и на него, Феофана.

И Феофан решил посредством Льва Юрлова привлечь к ответственности Георгия Дашкова. Суть вины Юрлова состояла в том, что он, получив от воронежского вице-губернатора известие о восшествии на престол Анны Иоанновны, вместо благодарственного молебна в честь этого события на следующий день отслужил молебен, во время которого сначала помянул «о благовернейшей великой государыне нашей царице и великой княгине Евдокии Федоровне и о державе их», а затем о благоверных государынях, цесаревнах и царевнах, не упоминая даже имени Анны Иоанновны.

Сначала дело Юрлова благодаря заступничеству его единомышленников в Синоде Георгия Дашкова и Игнатия Смолы удалось замять, но Прокопович воспользовался проволочкой покровителей, чтобы вывести их вместе с Феофилактом Лопатинским из состава Синода. Об укреплении позиции Прокоповича в правительственных сферах явствует его вызывающе дерзкий ответ Сенату, предложившему на совместной конференции с Синодом определить меру наказания Льву Юрлову. Феофан написал Сенату, что нужда в конференции отпала, ибо Синод уже определил быть «ему (Юрлову. — Н. П.) лишену всего священного и монашеского чина и предану на суд гражданский». Императрица утвердила меру наказания: епископ воронежский Лев стал именоваться расстригой Лаврентием и отправлен в ссылку в Крестный монастырь, где его велено содержать «за караулом в келье неисходно, никого к нему не допускать, чернил и бумаги для письма не давать, присылаемые ему письма отбирать, читать и давать губернатору для рапортования Сенату и в церковь допускать за караулом».