— Онъ? Онъ везд — въ Москв и въ деревн, что-то усовершенствуетъ — народъ что-то изучаетъ. Но прекрасный малый. Мы съ нимъ и по охот друзья, да и такъ я его люблю, — говорилъ Степанъ Аркадьичъ съ тмъ обычнымъ заочнымъ пренебреженіемъ, съ которымъ вс обыкновенно говорятъ о людяхъ, къ которымъ лично мы относимся иногда не только не пренебрежительно, но подобострастно.
<Съ[345]
Ленинымъ, когда онъ вошелъ, Степанъ Аркадьичъ обращался тоже не съ тмъ пренебреженіемъ, съ которымъ онъ говорилъ; и если не съ подобострастіемъ, котораго и не могло быть, такъ какъ Ордынцевъ былъ лтъ на 5 моложе Степана Аркадьича, но съ уваженіемъ и видимой осторожностью, которую, очевидно, вызывало съ разу бросающіеся въ глаза чувствительность, застнчивость и вообще несоразмрное самолюбіе[346] Ленина. Ордынцевъ былъ красивый молодой человкъ лтъ 30[347] съ небольшой черной головой и необыкновенно хорошо сложенный. Все въ его походк, постановк груди и движеніи рукъ говорило о большой физической сил и энергіи.— Здраствуй, любезный другъ, ужасно радъ тебя видть, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, обнимая его.> — Ужасно, ужасно радъ всегда, а особенно теперь, — сказалъ онъ съ удареніемъ, — тебя видть. И спасибо, что отъискалъ меня здсь — въ этомъ вертеп; знаю твое отвращеніе ко всему административно, судебно, государственно и т. д. Ужъ извини меня за это, — и[348]
князь Мишута сталъ смясь застегивать мундиръ, какъ будто желалъ скрыть крестъ на ше.Лицо Ленина,[349]
все подвижное, выразительное, сіяло и удовольствіемъ и неудовольствіемъ за то, что швейцаръ грубо остановилъ его, и сдержанностью при вид чужихъ лицъ, товарищей[350] Облонскаго.— [351]
Мое отвращеніе, съ чего ты взялъ? Смшно мн иногда, — сказалъ онъ, оглядываясь на чужія лица.— Да позвольте васъ познакомить: нашъ товарищъ[352]
Никитинъ, Шпандовскій — Константинъ Дмитричъ Левинъ — гимнастъ иИ тотчасъ же Степану Аркадьичу замтно было, что этотъ тонъ шуточной рекомендаціи не понравился[354]
Ленину, и онъ поспшилъ поправить, взялъ его за пуговицу. Ордынцевъ нахмурился и, какъ бы освобождаясь отъ чего-то, выпрямилъ грудь.— Очень радъ, — сказалъ онъ сухо, подавая руку Борисову и не глядя на него.
— Ну, когда же увидимся?
— А вотъ что. Въ 4 часа я свободенъ. Давай обдать. Гд я найду тебя?
— Въ Зоологическомъ саду, я тамъ выставилъ скотину.
— Ну, и отлично. Я заду за тобой. Ну что же, хорошо идутъ дла?
— Посл разскажу. Ты какъ?
— Я скверно, какъ всегда. А живу.
— Ну, такъ прощай.
— Да посиди же, покури. Да ты не куришь, ну такъ посиди немножко. Какъ щука на мели; теб, я вижу, тяжело.
— Да и что отрывать васъ отъ вашихъ важныхъ государственныхъ длъ.
— Ты видишь, какъ у насъ хорошо и удобно. A теб противно.— Не противно,[356]
напротивъ, — внушительно сказалъ онъ улыбаясь.— Что же вамъ смшно? — спросилъ Борисовъ.
— Да такъ, я увренъ, что если бы ничего этаго не было, никакой разницы бы не было. Я увренъ, что настоящая жизнь и движеніе не здсь, а у насъ въ глуши.
Рчь его перебилъ вошедшій Секретарь съ бумагами. Секретарь съ развязной почтительностью и съ нкоторымъ общимъ секретарскимъ сознаніемъ своего превосходства подошелъ къ Алабину и сталъ подъ видомъ вопроса объяснять какое-то затрудненіе.[357]
Князь Мишута, не дослушавъ, перебилъ Секретаря и, кратко объяснивъ ему, въ чемъ дло, отодвинулъ бумаги, сказавъ:— Такъ и сдлайте, пожалуйста.
Левинъ во время совщанія съ Секретаремъ стоялъ облокотившись обими руками на стулъ, и на[359] лиц его остановилась насмшливая[360] улыбка.Секретарь вышелъ.— Не понимаю, не понимаю, — сказалъ Левинъ, — какъ ты, честный, хорошій человкъ, можешь служить.
— Вотъ видишь, надо только не горячиться.
— Ну да, ты умешь, у тебя даръ къ этому.
— Т. е. ты думаешь, что у меня есть недостатокъ чего-то.
— Можетъ быть, и да, — весело засмявшись, сказалъ Левинъ.
— Ну, хорошо, хорошо, погоди еще, и ты придешь къ этому. Хорошо, какъ у тебя 3000 десятинъ въ Ефремовскомъ узд да такіе мускулы и свжесть, какъ у 12-лтней двочки, а придешь и къ намъ.
— Нтъ, ужъ я эту штуку кончилъ совсмъ, любуюсь на твое величіе и горжусь тмъ, что у меня другъ такой великій человкъ, и больше ничего. А моя общественная дятельность кончена.— Ну, что Княгиня и Княжна, — сказалъ онъ и тотчасъ же покраснлъ.
— Здоровы, все тоже. Ахъ, какъ жаль, что ты такъ давно не былъ.
— А что? — испуганно спросилъ Левинъ.
— Поговоримъ посл. Да ты зачмъ собственно пріхалъ?
— Ахъ, тоже поговоримъ посл, — до ушей покраснвъ, сказалъ Левинъ.