Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

— Ну, хорошо. Такъ вотъ что, — сказалъ Мишута, — я бы позвалъ къ себ, но жена ухала къ своимъ обдать. Но завтра прізжай вечеромъ къ тещ. Они по старому[363] по четвергамъ принимаютъ. А нынче вотъ что. Да. Если ты хочешь ихъ видть, он наврно нынче въ Зоологическомъ саду отъ 4 до 5. Кити на конькахъ катается. Ты позжай туда, а я заду и вмст куда нибудь обдать.

— Прекрасно.

— Ну, до свиданья.

— Мое почтенье, — весьма низко и сухо кланяясь, обратился[364] Ленинъ къ[365] Никитину и Шпандовскому съ тмъ дерзкимъ, крайне учтивымъ тономъ, который показываетъ, что я васъ знать не хочу, но прощаюсь съ вами потому, что, хотя я противъ своей воли познакомился съ вами, я благовоспитанный человкъ.

— Смотри же ты, вдь я знаю, забудешь или вдругъ удешь въ деревню, — смясь прокричалъ князь Мишута.

— Нтъ, врно.

— Очень странный господинъ, — сказалъ[366] Шпандовскій, когда[367] Ленинъ вышелъ.[368]

— Да,[369] но золотое сердце,[370] — сказалъ Князь Мишута. — И представьте, ему 29—30 лтъ, онъ какъ красная двушка,[371] да, да, какъ красная двушка, a вмст съ тмъ полонъ жизни.

— Неужели?

<— Да вотъ, говорятъ, жениховъ въ Москв нтъ: свжъ, уменъ, образованъ и тысячъ 15 доходу; только немножко, — онъ помахалъ пальцами передъ собой.[372]

Степанъ Аркадьичъ думалъ именно о томъ, что давно ужъ онъ замчалъ, какъ Ордынцеву нравилась его свояченица Кити Щербацкая, и что краска, бросившаяся ему въ лицо, когда онъ спросилъ о ней, не показываетъ ли то, что онъ теперь пріхалъ въ Москву съ намреніемъ сдлать предложеніе, чего давно ждали ужъ вс въ семь Щербацкихъ. «Хорошо бы было, — думалъ Степанъ Аркадьичъ, — и Долли этаго желаетъ, и, можетъ быть, если бы это случилось, подъ веселую руку и я бы помирился съ ней. Да и славная партія. И нельзя ли у него занять. Ахъ, непріятно! У пріятелей, которыхъ я люблю, не люблю занимать, потому что не отдашь и тогда испортишь дружбу».>

— Да, батюшка, — сказалъ онъ вслухъ, — вотъ счастливчикъ, все впереди, и силы сколько.

— Что же вы жалуетесь, Князь.

— Да скверно, плохо, — сказалъ[373] Князь Мишута, которому натощакъ передъ дой приходили всегда на короткое время мрачныя мысли,[374] и поспшилъ приступить къ завтраку.