— Не можетъ быть?! Нтъ, это прелестно.
— Я удивляюсь, какъ съ ея умомъ, — она вдь не глупа, — не видть ridicule этаго.[72]
Каждый имлъ что сказать, и разговоръ весело трещалъ, какъ разгорвшійся костеръ.
Мужъ Княгини Бетси, добродушный толстякъ, страстный собиратель гравюръ, узнавъ, что у жены гости, зашелъ передъ клубомъ въ гостиную. Онъ
* № 3 (рук. № 4).
I.
Молодая хозяйка, только что, запыхавшись, взбжала по лстниц и еще не успла снять соболью шубку и отдать приказанья дворецкому о большомъ ча для гостей въ большой гостиной, какъ ужъ дверь отворилась и вошелъ генералъ съ молодой женой, и ужъ другая карета загремла у подъзда.[73]
Хозяйка только улыбкой встртила гостей (она ихъ видла сейчасъ только въ опер и позвала къ себ) и, поспшно отцпивъ[74] крошечной ручкой въ перчатк кружево отъ крючка шубы, скрылась за тяжелой портьерой.— Сейчасъ оторву мужа отъ eго гравюръ и пришлю къ вамъ, — проговорила хозяйка изъ за портьеры и бжитъ въ уборную оправить волосы, попудрить рисовымъ порошкомъ и обтереть душистымъ уксусомъ.
Генералъ съ блестящими золотомъ эполетами, а жена его [съ] обнаженными плечами оправлялась передъ зеркалами между цвтовъ. Два беззвучные лакея слдили за каждымъ ихъ движеніемъ, ожидая мгновенія отворить двери въ зало. За генераломъ вошелъ близорукій дипломатъ съ измученнымъ лицомъ, и пока они говорили, проходя черезъ зало, хозяйка, ужъ вытащивъ мужа изъ кабинета, шумя платьемъ, шла на встрчу гостей въ большей гостиной по глубокому ковру. Въ обдуманномъ, не яркомъ свт гостиной собралось общество.
— Пожалуйста, не будемъ говорить объ[75]
Віардо. Я сыта Віардою. Кити общала пріхать. Надюсь, что не обманетъ. Садитесь сюда поближе ко мн, князь. Я такъ давно не слыхала вашей желчи.[76]— Нтъ, я смирился ужъ давно. Я весь вышелъ.
— Какже не оставить про запасъ для друзей?
— Въ ней много пластическаго, — говорили съ другой стороны.
— Я не люблю это слово.
— Могу я вамъ предложить чашку чая?
По мягкому ковру обходятъ кресла и подходятъ къ хозяйк за чаемъ. Хозяйка, поднявши розовый мизинчикъ, поворачиваетъ кранъ серебрянаго самовара и передаетъ китайскія прозрачныя чашки.
— Здраствуйте, княгиня, — говоритъ слабый голосъ изъ за спины гостьи. Это хозяинъ вышелъ из кабинета. — Какъ вамъ понравилась опера — Травіата, кажется? Ахъ, нтъ, Донъ Жуанъ.
— Вы меня испугали. Какъ можно такъ подкрадываться. Здраствуйте.
Она ставитъ чашку, чтобъ подать ему тонкую съ розовыми пальчиками руку.
— Не говорите, пожалуйста, про оперу, вы ее не понимаете.
Хозяинъ здоровывается съ гостями и садится въ дальнемъ отъ жены углу стола. Разговоръ не умолкаетъ. Говорятъ [о] Ставрович и его жен и, разумется, говорятъ зло, иначе и не могло бы это быть предметомъ веселаго и умнаго разговора.
— Кто то сказалъ, — говоритъ[77]
адъютантъ, — что народъ иметъ всегда то правительство, которое онъ заслуживаетъ; мн кажется, и женщины всегда имютъ того мужа, котораго он заслуживаютъ. Нашъ общій другъ Михаилъ Михайловичъ Ставровичъ есть мужъ, котораго заслуживаетъ его красавица жена.— О! Какая теорія! Отчего же не мужъ иметъ жену, какую...
— Я не говорю. Но госпожа Ставровичъ слишкомъ хороша, чтобъ у нее былъ мужъ, способный любить...
— Да и съ слабымъ здоровьемъ.
— Я однаго не понимаю, — въ сторону сказала одна дама, — отчего М-me Ставровичъ везд принимаютъ. У ней ничего нтъ — ни имени, ни tenue,[78]
за которое бы можно было прощать.— Да ей есть что прощать. Или будетъ.
— Но прежде чмъ ршать вопросъ о прощеніи обществу, принято, чтобъ прощалъ или не прощалъ мужъ, а онъ, кажется, и не видитъ, чтобы было что нибудь `a pardonner.[79]
— Ее принимаютъ оттого, что она соль нашего прснаго общества.
— Она дурно кончитъ, и мн просто жаль ее.
— Она дурно кончила — сдлалась такая обыкновенная фраза.
— Но миле всего онъ. Эта тишина, кротость, эта наивность. Эта ласковость къ друзьямъ его жены.
— Милая Софи. — Одна дама показала на двушку, у которой уши не были завшаны золотомъ.
— Эта ласковость къ друзьямъ его жены, — повторила дама, — онъ долженъ быть очень добръ. Но если бъ мужъ и вы вс, господа, не говорили мн, что онъ дльный человкъ (дльный это какое то кабалистическое слово у мужчинъ), я бы просто сказала, что онъ глупъ.
— Здраствуйте, Леонидъ Дмитричъ, — сказала хозяйка, кивая изъ за самовара, и поспшила прибавить громко подчеркнуто: — а что, ваша сестра М-me Ставровичъ будетъ?
Разговоръ о Ставровичъ затихъ при ея брат.
— Откуда вы, Леонидъ Дмитричъ? врно, изъ[80]
буффъ?— Вы знаете, что это неприлично, но чтоже длать, опера мн скучно, а это весело. И я досиживаю до конца. Нынче...
— Пожалуйста, не разсказывайте...
Но хозяйка не могла не улыбнуться, подчиняясь улыбк искренней, веселой открытаго, красиваго съ кра т. г. и б. в. з.[81]
лица Леонида Дмитрича.— Я знаю, что это дурной вкусъ. Что длать...
И Леонидъ Дмитричъ, прямо нося свою широкую грудь въ морскомъ мундир, подошелъ къ хозяину и услся съ нимъ, тотчасъ же вступивъ въ новый разговоръ.
— А ваша жена? — спросила хозяйка.