Анна Керн: Жизнь во имя любви

Стунеева, ведавшего хозяйством в Институте благородных девиц и женатого на сестре Глинки Марии. 34–летний композитор недавно разошёлся с женой, но никак не мог добиться развода; Екатерине же исполнился 21 год.

«Она была нехороша собой, – писал позже Глинка об этой встрече, – нечто страдальческое выражалось на её бледном лице… Мой взор невольно остановился на ней; её ясные выразительные глаза, необычайно стройный стан (elance), и особенного рода прелесть и достоинство, разлитые во всей её особе, всё более и более меня привлекали. Оправясь несколько после сытного обеда и подкрепив себя добрым бокалом шампанского, я нашёл способ побеседовать с этой милой девицей, и как сейчас помню, чрезвычайно ловко высказал тогдашние мои чувства. <… > Вскоре чувства мои были вполне разделены милою Е. К., и свидания с нею становились отраднее. <…> Мне гадко было у себя дома, зато сколько жизни и наслаждений с другой стороны: пламенно–поэтические чувства к Е. К., которые она вполне понимала и разделяла…»

Композитор посвятил Екатерине Ермолаевне романс «Если встречусь с тобою», слова которого, по воспоминаниям Глинки, «Е. К. выбрала из сочинений Кольцова и переписала для меня». Для неё же написал он и фортепианный Valse–Fantaisie, поражающий проникновенной красотой, а также романс на стихи Пушкина «Где наша роза, друзья мои».

В начале зимы 1839/40 года Екатерина Ермолаевна тяжело заболела и переехала к матери на Дворянскую улицу. Михаил Иванович стал приходить к ней туда.

«…Глинка снова ожил, – вспоминала Анна Петровна. – Он бывал у меня почти каждый день; поставил у меня фортепиано и тут же сочинил музыку на 12 романсов Кукольника, своего приятеля. <…> Моя маленькая квартира была в нижнем этаже на Петербургской стороне, в Дворянской улице. Часто народ собирался кучкой у окна, заслышавши Глинку. <…> Он часто играл нам свою Камаринскую, но когда хотел меня разутешить, то пел песнь Финна, на известный нам мотив, усвоенный им во время поездки на Иматру».

Весной 1840 года Глинка создал свой музыкальный шедевр на стихи Пушкина, адресованные А. П. Керн. «Е. К. выздоровела, – вспоминал композитор, – и я написал для неё вальс на оркестр B–dur. Потом, не знаю по какому поводу, романс Пушкина „Я помню чудное мгновенье“».

Вероятно, чувство поэта к Анне Петровне, выраженное в этих стихах, совпало с чувством композитора к её дочери – и родился этот замечательный, наполненный нежностью и

страстью, бессмертный романс. Музыка в нём настолько органично слилась с текстом, что когда мы читаем стихи, то слышим музыку, а когда раздаются чудесные звуки этого романса, в памяти сразу возникают бессмертные пушкинские строки. Это происходит из–за того, что Глинка тонко уловил песенную основу и музыкальную гармонию этого стихотворения, его интонационно–синтаксические подхваты и повторы, создающие ритмико–мелодическое единство, романсную напевность стиха.

Наверное, лучше певца о романсе не скажет никто. Блестящий исполнитель лирического репертуара Олег Погудин пишет: «В музыке [этого] романса – нежность и страсть расцвета влюблённости, горечь разлуки и одиночества, восторг новой надежды. В одном романсе, в нескольких строчках – вся история любви, которая повторяется из века в век. Но никто и никогда уже не сможет выразить её так, как это сделали Пушкин и Глинка».

Существует, однако, версия, основанная на воспоминаниях племянника А .С. Пушкина Л. Н. Павлищева^{76}, что романс на стихи «Я помню чудное мгновенье» Глинка написал ещё в начале 1830 года и впервые исполнил в доме Павлищевых в присутствии поэта и Анны Петровны. Шурин Пушкина Н. И. Павлищев якобы аккомпанировал на гитаре, а Глинка пел. «Дядя (А. С. Пушкин. – В. С), выслушав романс, – писал Павлищев, – бросился обнимать обоих исполнителей, а Анна Петровна сконфузилась, прослезилась от радости». В сноске к этому фрагменту воспоминаний их автор добавил: «Появился этот романс Глинки в печати действительно в 1839 году, значит 9 лет спустя, и появился уже в другом виде. А что всего замечательнее, Глинка тогда его написал не для Анны Петровны, а для дочери её – Екатерины Ермолаевны Керн, на которой он хотел жениться».

После выздоровления Екатерины Ермолаевны продолжились её любовные свидания с Глинкой. Летом 1840 года она забеременела. Беременность держалась в глубочайшей тайне – не прошло и года, как Анна Петровна родила сына от молоденького кузена, теперь незамужняя дочь ждет ребёнка… Под предлогом якобы угрожавшей дочери чахотки и «для перемены климата» Анна Петровна собралась увезти её в Лубны. Глинка не стал противиться этому решению. Екатерина Ермолаевна была вынуждена подчиниться матери, но её негодование по поводу малодушия любовника выплеснулось кучей претензий в его адрес. В дневниковых записях в конце июля он отметил, что младшая Керн «в припадке ревности жестоко огорчила меня незаслуженными, продолжительными упрёками… Я был не то чтобы болен, не то чтобы здоров: на сердце была тяжёлая осадка от огорчений, и мрачные неопределённые мысли невольно теснились в уме…».