Анна Леопольдовна

Особенно много заказов поступило осенью 1741 года. 11 октября портной затребовал для трех кафтанчиков — алого, померанцевого (оранжевого) и желтого — четыре аршина и восемь вершков белой тафты на подкладку, восемь аршин белых лент «средней руки», «штуку» шелковой бумаги; 14 октября — 12 вершков голубого атласа, четыре с половиной аршина белой тафты, четыре аршина белых лент на подкладку для бархатного померанцевого платьица; 20 октября были заказаны бархатные малиновые помочи, подложенные малиновой тафтой «таковою же мерою, как деланы были в июне и в июле» (они были готовы 16 ноября); 25 октября для трех желтых атласных платьиц и одного голубого понадобилось бумаги шелковой две «штуки», а 17 ноября — еще две «штуки», полтора аршина атласа и четыре с половиной аршина тафты для шитья двух атласных платьиц, а на два кафтанчика «канфы[34] желтой большой руки» семь с половиной аршин, бумаги шелковой «штука», лент белых восемь аршин. 21 ноября поступил заказ на шитье шапочек из черного и белого «шелку сученого», а на следующий день — на изготовление кафтанчика штофного с шелковыми «цветными травами».

Второго октября из Коллегии иностранных дел доставили для «теплого платья» Иоанну Антоновичу «полмеха лисьего черного» (ценой в 400 рублей) на шубку, которую было приказано подбить соболями. Анна также дала указание изготовить кормилицам императора и его сестре великой княжне Екатерине Антоновне по «польской шубе на лисьих черевьих (с брюха. — И. К.) мехах». Для новорожденной принцессы делали «пуховик», атласные «матрасцы», подушки с наволочками, камчатное одеяло, а в октябре 1741 года мать распорядилась сшить ей атласное голубое платьице, шелковые чепчики и два желтых атласных «бострожка»[35]. В комнате девочки при ней безотлучно находились любимая фрейлина правительницы — «Менгденша», кормилица и няня-«сидельница»; для каждой были сделаны столики и туалеты-«судна» с медными тазами внутри.

По указу Анны для ее детей золотых дел мастер Николай Дон в августе 1741 года изготовил серебряную и золотую посуду: кастрюльку с крышечкой, маленькую кастрюльку, жаровенку с крышкой, рукомойник, лоханку и золотую ложечку. Для игр венценосного младенца в следующем месяце были заказаны шесть мячиков «цветных бархатных на хлопчатой бумаге», а для будущих более серьезных занятий уже заготовлены четыре «печатные книжки с разными цветными фигурами» с завязками из алых лент²⁶³.

Позаботившись о детях, молодая правительница могла заняться и собственным гардеробом. Тому же Шефлеру весной 1741 года она заказала для себя четыре гризетовых[36] «шлафора», а затем еще пять штофных и гризетовых «полушлафоров» с гродетуровыми юбочками — «первого штофного по темно-вишневой земле с разными шелковыми травами, другого по белому грезету с золотыми, серебряными и разных цветов шелковыми травами, третьего грезетового белого с черными травчатыми полосами, четвертого морового (муарового? — И. К.) белого с серебром, пятого морового померанцевого». Судя по свидетельствам мемуаристов и портретам, принцесса любила именно эту спокойную домашнюю одежду.

Но положение обязывало — Анна Леопольдовна должна была носить корсеты — «пунцовый грезетовый», «моровой желтый», «самарный» и прочие; одеваться в «кафтан золотой парчи», поверх них надевались тяжелые «робы парчевые» с фижмами[37] и бархатные с горностаевой отделкой «кавалерские платья» носительницы российских орденов. Ее гардероб свидетельствует о том, что она предпочитала носить «Самары» — распашные платья более свободного покроя: для нее шили самары штофные, гродетуровые, гризетовые, бархатные — разных цветов (из которых ей, судя по всему, больше всего нравился «померанцевый») и с разной отделкой. Для зимы правительница в сентябре 1741 года заказала лисью шубу из «меха лисьего чернодущатого», то есть чернобурки, ценой в тысячу рублей.

Явно для придворных костюмированных балов было предназначено «турецкое платье». К маскараду по случаю годовщины вступления на престол сына (20 октября 1741 года) Анна выбрала для себя экзотический «грузинский» костюм из гродетуровой пунцовой юбки и кафтана, обложенного собольим мехом и подбитого белой тафтой; к нему полагалась и какая-то загадочная «штучка бумажная, печатная, с разными травами» (вероятно, головной убор) из числа поднесенных в 1736 году персидским послом подарков. Прибытие ко двору посольств двух «ориентальных» империй — Османской и Иранской — явно вызвало у столичного бомонда интерес ко всему восточному. Во время упомянутого маскарада во дворце устраивались «персидские танцы» в исполнении членов свиты посла и русских «танцовальных учеников», за что Анна пожаловала им 100 рублей. Соответствие же собольего костюма грузинской моде того времени остается на совести правительницы и ее портного — француза Церпста.