Анна Леопольдовна

Интересовалась Анна Леопольдовна и драгоценностями. В июле 1741 года она повелела сделать себе алмазные перстень и серьги, а всего за год своего правления приобрела через обер-гофкомиссара Исаака Либмана бриллианты и прочие украшения на 159 517 рублей²⁶⁴. В комнате правительницы в обитом красной кожей сундучке хранились ювелирные изделия, которые она буквально накануне лишившего ее власти переворота повелела описать и перенести для хранения в Камер-цалмейстерскую контору. Согласно сохранившемуся реестру, там находились отнюдь не дамские «уборы» — золотые ковши и ковшички, украшенные жемчугом; золотой потир «с надписью и с резными каменьями и с накладкою резною»; серебряные «финифтяные» чашки; золотые тарелочки и блюдечки; два «обложенных» золотом и алмазами кинжала, другие чашки, стопочки и прочие дорогие и не очень нужные вещи.

Правительница не одобряла шумных развлечений — верховой езды, пальбы из ружей и охоты — столь любимых ее предшественницей. Охота во времена Анны Иоанновны порой напоминала бойню — императрица изволила «едва не ежедневно по часу перед полуднем… смотрением в зимнем доме медвежьей и волчьей травли забавляться»; прямо перед зимним дворцом валили кабанов, а в Летнем саду свора гончих травила медведей, волков, лисиц.

Регентша предпочитала живых птиц — в ее апартаментах жили попугай, параклитка, египетский голубь, «ученый» скворец и два соловья; в комнате сына — канарейка, которая «выпевает куранты». Любила она и прогулки по столичным императорским садам с их статуями, гротами, фонтанами и оранжереями. В них пускали всех желающих, которые могли видеть матушку своего государя и правительницу империи на парковой дорожке — тогда особы императорской фамилии обходились без охраны. В тогдашних новомодных парках, как, впрочем, и сейчас, не все умели вести себя прилично: «скульптурный мастер» Иоганн Цвейгоф в январе 1741 года жаловался, что «в тех садах в летнее время ходит множество всякого чина людей и ломают своевольно у помянутых статуй персты и прочие мелкие вещи, а в зимнее время не токмо всякого подлого народа ходят множество денно и ночно, но и ездят на лошадях в санех и тем ломают и повреждают у оных статуй мелкие вещи, также похищали со статуй чехлы и мешки». Анну огорчал непорядок в садах, и в июне 1741 года она велела содержать их «во всякой чистоте»²⁶⁵.

Старый Летний дворец у устья Фонтанки, в котором был арестован Бирон, принцесса не жаловала — там жили ее фрейлины и придворный доктор и находились «оружейная палата» и прочие «казенные палаты» — хранилища всяких дворцовых припасов. Летом 1741 года обер-гофмаршал Левенвольде приказал приготовить здесь помещения «для трактования впредь турецкого посла». Для себя же Анна выбрала другое место — свой любимый «третий сад около речки Фонтанки»; там были разбиты парники, из которых круглый год доставлялись для дворцового обихода овощи (лук, капуста разных сортов, морковь, огурцы, редька, репа, свекла, спаржа), травы (базилик, майоран, салат, шалфей), смородина, малина, вишня, яблоки, дыни, только входивший в моду «тартуфель» (картофель) и даже фиги; оттуда же поступали и свежие цветы — тюльпаны, лилии, гиацинты, анемоны.

В июле 1741 года, накануне войны со Швецией, правительница приказала строить здесь «с крайним поспешением» новый Летний дворец — деревянный, в несколько этажей с двумя большими рундуками[38], на каменном фундаменте, с погребами под всеми покоями и расположенными рядом каменной кухней, гауптвахтой и флигелем. Его проектировал и строил уже получивший известность архитектор Франческо Бартоломео Растрелли. По его проекту правительница должна была получить пышный дом на 92 «покоя», отделанный «карнизом с фризом и архитравом и при нем бюлюстрад (балюстраду. — И. К.) с педесталями (пьедесталами. — И. К.) мерою по длине на 470 сажен», с лестницами «с колоннами и резным балясом», «фронтосписами с фигурами и резными орнаментами», изразцовыми печами, нарядным крыльцом и крышей, покрытой белым железом. Строительство шло ударными темпами — к октябрю 1741 года было «освоено» 32 608 рублей 67 копеек²⁶⁶.

Очевидно, Анна быстро ощутила тяжесть свалившегося на ее плечи бремени. Шетарди писал, что уже в конце 1740 года она пожелала вызвать в Россию своего родителя, чем немало напугала правящую верхушку.

Просвещенная правительница, делящая свое время между близкими друзьями и председательством в работоспособном и сплоченном правительстве, — не самый худший вариант власти. Однако и в узком кругу покоя Анне не было. Задушевные разговоры оборачивались попытками искушенных иностранных дипломатов подключить Россию к разгоравшейся в Европе Войне за австрийское наследство, в то время как Швеция готовилась к реваншу за поражение в Северной войне, а шах Ирана Надир, только что покоривший Хиву и Бухару, приступил к завоеванию Дагестана вблизи границ России.

Глава пятая АВСТРИЙСКОЕ НАСЛЕДСТВО И ШВЕДСКИЙ РЕВАНШ