Анна Леопольдовна

Принцев и принцесс сопровождает целая свита. Кроме Циглера и госпожи Лилиенфельд с ними поплывут известный Карл Бошняк, священник Иоанн Ильин с двумя псаломщиками, а также дети кормилиц, выросшие вместе с принцами и принцессами. Взяты на корабль также и лекарь Попов и две служительницы, деревенские девки, некогда привезенные для услужения принцессам. Не знаю, кого из них оставят в Дании, а кого возвратят в Россию.

Я много плакала, прощаясь с моими воспитанниками, в особенности же с милой Елизаветой. Мы заключали друг друга в объятия несчетное число раз, целовались и вновь и вновь обещались писать друг другу. Она долго еще махала мне с палубы шелковым белым платком, а я бежала по берегу, словно могла нагнать уходящий в море корабль «Полярная звезда».

* * *

Я в Архангельске, в доме купца Паульмана. Через несколько дней отплывает корабль «Серпентина», груженный пенькой и лесом. Я доберусь до города Данцига. Боже, как странно быть свободной! Я постоянно чувствую нехватку чего-то, мне недостает моей прежней, привычной мне несвободы…

В столовой бьют часы. Двенадцатилетняя Вероника, дочь Паульмана, оставляет пяльцы. Сейчас подадут кофе. Мне все чудится, будто вот-вот войдет Елизавета, маленькая девочка, и Екатерина вбежит, смеясь, и покажет мне свой новый рисунок…

Я отослала письмо брату Карлу. Разумеется, он не мог за быть меня. Но едва ли он числит меня среди живых. Мое своего рода воскрешение несомненно явится для него полней шей неожиданностью. Приятной неожиданностью? Или же для тех, кого близкие похоронили в своих сердцах и душах, лучше не воскресать и не возвращаться?.. Нет, нет, Карл не оставит меня. Но все же мне придется иметь дело с его взрослыми детьми. Как примут меня?.. О, свобода, желанная, долгожданная, сколько таишь ты в бурном своем просторе страшных мелей и рифов!..

* * *

Мне сообщили, что меня разыскивает некий корабельный лекарь с одного из русских купеческих кораблей, стоящих на якоре в порту. Этот корабль называется «Великий князь Константин», спущен на воду не так давно и назван в честь второго внука императрицы [128]. Я вновь испытала чувство страха.

Зачем возможно разыскивать меня? Кому я, всеми позабытая узница, могу быть нужна? Аптекарь Геербранд, приятель Паульмана, успокаивал меня и, в частности, объявил, что ему сей корабельный лекарь известен;

– Весьма добропорядочный человек! Говорит прекрасно по-немецки с берлинским произношением, учился в Германии, в Марбурге, и женат на моей племяннице Наталии! Здесь, в Архангельске, всем ведома печальная участь Брауншвейгского семейства, несмотря на завесу тайны, коей окружалось заточение несчастных принцев и принцесс. И кому теперь не известно, кого именно увезли на «Полярной звезде»! Однако Филипп Андреевич говорил именно о вас. Он всегда был уверен, что вы находитесь в узилище вместе с детьми принца Антона, и теперь несказанно рад, узнав о вашем освобождении. Он имеет к вам давнее поручение от своего покойного отца, придворного живописца…

Я слушала эту дружественную речь, словно бы одеревенев, и уже не в силах сознавать, где я и что я… Когда он произнес: «поручение», я испытала чувство неловкости; мне было странно, что он так спокойно об этом говорит… Ах да, я ведь стара и каковы могут быть поручения ко мне?.. А кто же это – «покойный отец»? Поверьте, я действительно в первые минуты не могла понять, о ком идет речь. Но вдруг, в одно мгновение словно блеск молнии и удар грома прояснили мой разум, мои чувства…

Я увидела эту молнию, как она сверкнула, и гром ударил в темя, заполнил уши гремением своим… Я ничего не видела, но очень недолго, несколько секунд, вероятно. Затем способность зрения возвратилась. Я вновь увидела окружающие меня лица, уже успевшие обрести выражение тревоги. Я нашла в себе силы для улыбки.

– Я бы хотела как возможно скорее встретиться с этим лекарем, – сказала я спокойно.

Впрочем, никто не поверил моему спокойствию. Да я и сама не верила себе. Ночью я не могла уснуть. Глаза жгло, как будто они были засыпаны песком. Я задыхалась около часу и, сидя на постели, открывала то и дело рот. Я не плакала и не думала… вы сами знаете, о чем… о ком… Я ни о чем не могла думать… ни о ком… Все мое существо сосредоточилось на мучительном задыхании. Я не могла закрыть глаза, так мне было больно. Это спасало меня.

* * *