Анна-Мария

Почему она обращалась к ней? За кого она ее принимала? Вероятно, за одну из тех опытных женщин… Как утомительно жить! Анна-Мария не могла даже утешить Колетту, так у нее все болело, от жара и усталости темнело в глазах. Колетта ушла, даже не предложив убрать со стола, не до того ей, бедняжке… Вот это действительно можно назвать неприятностями… Анна-Мария не знала, что делать со своими волосами, от них было невыносимо жарко. Все же, когда болеешь, приятно иметь возле себя кого-нибудь близкого, кто помог бы тебе… Если бы Колетта не выжила Жако и Роллана… Нет, она не виновата, у них, наверное, собрание. Но они не бросили бы ее так, не убрав со стола… И этот сыр… ее тошнило от резкого запаха сыра. Пока на кухне суетились мужчины, Колетта набивалась помочь им, но едва они ушли… Не везет Колетте, всегда она приходит, когда ее меньше всего хочешь видеть. Если она ведет себя так с мужчинами, я понимаю мужчин…

XX

Мадам де Фонтероль причесывалась. У нее окоченели пальцы, и ей не удавалось уложить как следует пряди уже сильно поседевших волос. Халат из бумазеи, надетый поверх фланелевой рубашки и трико, не красил ее… а волосы! волосы торчали во все стороны, словно она расчесывала их «против шерсти»… кожа под подбородком висела, как тряпка… Мадам де Фонтероль никогда не блистала красотой, но когда-то и она была молода, и сегодня утром она вспоминает об этом. Ольга разжигает камин: дров ровно столько, чтобы мадам де Фонтероль успела одеться. С тех пор как повеяло весной, холод как будто стал еще сильнее или просто чувствовался сильнее.

— Что будем готовить к завтраку, мадам? Посылка из деревни не пришла… Мосье Ив оставил в столовой записку, что ждет к завтраку двоих гостей. Он опять вернулся на рассвете. Вы бы ему сказали, мадам, чтобы он не приводил ни с того ни с сего гостей, сейчас не те времена…

— Вы же прекрасно знаете, Ольга, что он никого не слушает… Дайте мне счета Жанны.

Мадам де Фонтероль подошла к камину; сырые дрова шипели, грозились потухнуть и давали не больше тепла, чем спичка.

— Невероятно… Уже все истратила! Ведь только вчера утром я дала ей тысячу франков!

Мадам де Фонтероль начала проверять счета кухарки Жанны.

— Что подать к завтраку, мадам? Скоро девять часов.

Ольга просто невыносима, вот уже двадцать лет, как она невыносима и как мадам де Фонтероль ее терпит. Надо приноравливаться к людям. У Ольги есть свои достоинства, на нее смело можно положиться. Мадам де Фонтероль не приходилось волноваться ни когда она оставляла на ее попечение маленького Ива, ни когда прятала на чердаке особняка парашютистов. Ольга была преданным человеком. Но она была невыносима.

— Не знаю, что и придумать… Возьмите в ночном столике ключи от стенного шкафа. Там остались сардины. И позвоните баронессе.

Баронесса поставляла товары с черного рынка. Ольга нашла в ночном столике ключи и открыла глубокий стенной шкаф, какие бывают в старинных домах.

— Осталась только одна коробка, мадам…

— Если б я сама не запирала шкаф, я решила бы, что нас обворовывают.

— Я не воровка, мадам.

— Вы мне надоели, Ольга…

— Возможно, я надоела мадам, но коробка последняя, а одной коробкой сардин не накормишь четырех человек, считая гостей мосье Ива. Мадам знает, что масло кончилось?

— Возьмите гусиный паштет, — вздохнула мадам де Фонтероль. — И позвоните баронессе…

Ольга взяла поднос и вышла. Мадам де Фонтероль сняла капот, трико, фланелевую рубашку. Ежедневно приходилось переживать эту пытку холодом, когда кожа съеживается, морщится, как гармошка, укладываемая в футляр. Бюстгальтера она не носила, лучше уж ничего не подчеркивать; без платья мадам де Фонтероль была совершенно плоской. Она надела платье и превратилась в тоненькую, как девушка, аристократического вида женщину. На груди слева — часы с брильянтовой короной; кольца — два обручальных, крупный неграненый изумруд, брильянт на мизинце. Теперь она готова. Мадам де Фонтероль спустилась в кухню.

Первой пришла графиня Эдмонда. Ольга принесла в гостиную, где стояла мебель, обитая серым шелком, бутылку портвейна и удалилась, притворив за собой дверь, чтобы не выпустить благодатное тепло.

— Внимание — мама идет! — сказал Ив и отпрянул от Эдмонды, которая сделала вид, что мешает поленья в камине.

Вошла мадам де Фонтероль.

— Твой друг запаздывает, Ив, — сказала она. — Пора бы садиться за стол.

— Не дом, а каторга! — засмеялся Ив. — Должен сказать, мадам, что в нашем доме всем заправляет старуха горничная, мама перед ней дрожит.

— А ты сам? — Мадам де Фонтероль постаралась обратить все в шутку. — Наш парашютист, наш бравый вояка беспрекословно слушается ее, генерал и тот не мог бы добиться такого повиновения.

— Дисциплина идет на пользу молодым людям, — ответила Эдмонда.

Щеки ее все еще пылали: ох, этот огонь! не следовало подсаживаться так близко к камину…

— Вы, кажется, выдвинули вашу кандидатуру в парламент, Эдмонда? — спросила мадам де Фонтероль.

Ив, который сидел верхом на стуле, упершись подбородком в спинку, так и подпрыгнул, словно в седле.

— Вы хотите пройти в парламент, мадам?