Читаем Анна-Мария полностью

Хотя Анна-Мария и прожила пять лет одна, в гостиницах, в меблированных комнатах, а в годы подполья скиталась по чужим людям, она очень легко обрела вновь старые привычки хозяйки дома, у которой двое детей и муж — практикующий врач, он требует безупречного порядка, а помогает ей только приходящая прислуга. Анна-Мария топила печь, готовила, чистила картошку, мыла полы, как самая опрятная и проворная служанка. Она серьезно занялась фотографией и ежедневно ходила к известному фотографу-женщине, по фамилии Метц. В 1939 году ее арестовали по подозрению в шпионаже, но тут же освободили. Поговаривали, что во время оккупации она якшалась с немцами, но в конце концов не больше, чем многие другие. Ее фотографии часто печатались в роскошных литературно-художественных, иллюстрированных журналах. Эта мужеподобная дама отличалась ясным умом и великолепно знала свое дело. К ней ходила еще одна ученица, по имени Жанина, дочь оружейника, сидевшего в тюрьме Френ за сотрудничество с оккупантами. У этой молодой кареглазой девицы была соблазнительная грудь, на которую заглядывалась мадам Метц… Анна-Мария смотрела на все сквозь пальцы и прилежно училась. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — твердила она про себя, когда Жанина с ужасом и возмущением рассказывала о тюрьме Френ, а мадам Метц иронизировала над движением Сопротивления. Анна-Мария упрямо строила новую жизнь, раз ее старая жизнь рухнула. Она добилась включения телефона, и случалось, ей звонили, хотя чаще всего по ошибке. Почтальон приносил иногда письма, счета, записку от Жако…

В тот день, когда прибыло письмо с Островов, погода выдалась на редкость холодная и сырая. Кто-то, кому было поручено переслать письмо, отправил его авиапочтой из Нью-Йорка; да, погуляло оно по свету, прежде чем дойти с Островов до Парижа! Впрочем, с корреспонденцией теперь всегда так. Анна-Мария не узнала почерка, пришлось посмотреть на подпись:


Мама, — писала Лилетта, как пишут «мадам», — с папой случился удар, и он не может больше работать. Билл не намерен содержать всю семью, поэтому тебе придется посылать деньги на содержание Жоржа. За папой ухаживает Мишель. Жорж хотел было уехать в Европу, но это вызвало у папы припадок, и Мишель говорит, что лучше подождать, пока он умрет. Жорж сказал: ладно. Но он не хочет работать, а ведь ему, несмотря на его молодость, предложили место приказчика в Контуаре. И теперь он понемножку поворовывает, боюсь, как бы он не обокрал Билла, потому что тогда сорвется моя свадьба, назначенная на май, когда мне исполнится девятнадцать лет. Пошли деньги на мое имя, иначе их сцапают папа и Мишель.

Лилетта.


Долго сдерживаемая боль прорвалась наружу. Сраженная новостью, Анна-Мария застыла в кресле с письмом в руке. Когда у входной двери зазвонил колокольчик, она не сразу осознала, что это, и даже не могла уразуметь, где она находится: нет, не прижилась она в этой квартире. Наконец Анна-Мария опомнилась и сообразила, что звонят и нужно открыть. И так же трудно ей было понять, что нужно от нее девушке, стоявшей за дверью с букетом роз, обернутым целлофаном. Изумленная девушка тоже во все глаза смотрела на нее: а уж она, кажется, всего навидалась! Однако Анна-Мария сделала все, что полагается в таких случаях: дала девушке на чай, закрыла за ней дверь, развернула целлофан… Стебли оказались слишком длинными — в доме не было ни одной высокой вазы, — она отрезала их, оцарапав пальцы о крепкие шипы, и поставила в воду маленькие алые, как малина, розы… Она чуть не выбросила в мусорный ящик пришпиленную к целлофану визитную карточку: Филипп де Шамфор… Это кто еще такой: Филипп де Шамфор?.. Она оставила карточку на столе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги