Много лет спустя о Павловой писал Уолфорд Хайден, пианист и дирижер ее труппы: «Секрет подвига Павловой в том, что она была эмоционально организована, судьбой организована для физического, ритмического самовыражения. Она была подобна динамо: постоянно отдавая энергию, возобновляла ее изнутри. Болезненная с виду, она не была болезненной: хрупкое сложение сочеталось с крепкими мускулами. Но то, что она делала, было бы невозможно даже для самого мускулистого атлета без ее сверхъестественной нервной силы. В течение более двадцати лет она, почти не отдыхая, день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, давала по восемь-девять спектаклей в неделю, сопровождавшихся репетициями. Неустанно путешествуя, иногда даже не высыпаясь, она выполняла большую физическую работу, чем можно ожидать от самой сильной женщины. И если подумать, что ее работа была полна напряжения, рядовой женщине неведомого, мы поймем, что Павлова была феноменом п ее энергия была неистощимой энергией гения».
Одержимость, железная воля — и рядом с этим подкупающее простодушие, неувядаемая детскость. Жизнь танцовщицы походила на житие. Просто не оставалось места ни для романтических приключений, ни для серьезного чувства, ни для материнства.
Правда, в легендах о Павловой, как в легендах об отшельниках, умерщвлявших естество постом и молитвой, постоянно встречаются свидетельства борьбы с «дьяволом». Она всерьез завидовала банальным интрижкам девушек из собственного кордебалета. Она могла часами возиться с детьми любого цвета кожи и проливать искренние слезы, расставаясь с ними.
Но так было много лет спустя...
Поначалу в скромную квартиру на Коломенской улице наезжали поклонники «прекрасного, но легкомысленного» искусства. Дверь отворяла матушка и приглашала в «зальце», обставленное с аскетическим безразличием к уюту.
Посетитель, прилаживаясь на неокладном кресле, мысленно потирал руки, радуясь, что первым, видно, проторил в этот дом дорожку. Вскочив, рынареки склонялся над рукой вошедшей хозяйки, оценивал взглядом ее неразвитый стан.
Хозяйка, чуть смущаясь, предлагала присесть. И гость, как водится, начинал с комплиментов. Иной изощрялся в красноречии:
— Вчера, в «Синей Бороде», так грациозно-воздушна была ваша Венера в астрономическом pas de deux с Марсом — Обуховым. А в польке fin de siecle вы прямо-таки затмили своим задором саму Ольгу Осиповну, хотя она и неподражаемая Изора.
И к тому вел речь, что:
— При желании учиться за границей, вы могли бы опередить многих наших танцовщиц...
Другой заводил по-своему:
— В «Камарго», на прошлой неделе, новое ваше pas de trois с господами Кякштом и Фокиным мне показалось лишним, хотя музыка барона Врангеля скорее мила. Но танцу этому не место на образцовой сцене. Не кажется ли вам, Анна Павловна, что подбрасывание танцовщицы одним танцовщиком к другому, конечно, трудная и рискованная вещь, но ведь это не танцы!!! И вдобавок еще— полосатые костюмы циркового жанра... Быть может, это танцы нового направления, быть может, будущность принадлежит им? Но тяжело видеть в них вас, достойную танцевать лучшие вещи!
И, приближаясь к цели своего визита, вворачивал ней ар оком:
— Мне сдается, в нынешнем сезоне вас как будто умышленно оставляют в тени?!!
Но простушка, нимало не притворяясь, намеков не понимала.
Робость ее как рукой снимало, когда она пускалась рассуждать о своих партиях. И выходило так, что «помощь» совсем не нужна. Ей просто надо ... еще больше работать и для этого беречь силы. Потому, спасибо, она не может ехать вечером в ресторан, завтра репетиция «Корсара». Да, ей только что поручили партию Гюльнары. Чудесная партия. Особенно соло в сцене оживленного сада. Она мечтала о нем еще воспитанницей. Иогансон уже смотрел и хвалил... А что касается поездки в Италию, мама уже согласилась откладывать деньги, хотя пока бюджет невелик. Сейчас занятия идут у Евгении Павловны Соколовой. А разве не заметно? Как будто бы pas ballotte в вариации Снега из «Камарго» получается теперь достаточно плавно? Это ведь старая вариация. Но и новое pas de trois не так уж дурно, а Фокин и Кякшт превосходные партнеры... У Матильды Феликсовны, конечно, был настоящий жемчуг. Хотелось бы ей иметь такой? О да! Когда она станет балериной, у нее непременно будет жемчуг... А следующей партией ей дают вариацию Зари из последнего акта «Коппелии» — там чудесная мелодическая музыка. .. Нет, ей никогда не надоедает работать. Она с удовольствием танцевала бы каждый вечер. Личная жизнь? Но ведь это и есть ее жизнь...
Подступиться было решительно неоткуда. Поклонникам таланта предлагалось созерцать его издали. И... по мере того как отступались любители балетной клубнички, возрастал круг иных почитателей.