Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета

– Откуда бы вы ни приехали, то, как вы работаете, делает вам честь, – мурлыкала она, обращаясь ко мне. Она сама не понимала, как сильно испытывала мое терпение, когда настойчиво пыталась знакомить меня со своими соседями, и рассказывала всем, что она гордится мной и моя матушка должна мной гордиться и т. д. и т. д., а в то время мне хотелось только одного – спокойно что-нибудь поесть и лечь спать. На следующий день после моей первой исполненной чрезмерного энтузиазма попытки станцевать «Шутов» я больше не испытывал веры ни в себя, ни в других. Я сполз вниз по лестнице, цепляясь за железные перила, и с трудом преодолел четыре марша лестницы. Каждый шаг причинял мучительную боль. Кое-как притащился в театр. Все смеялись надо мной, но их смех не был лишен сочувствия, ибо каждый имел подобный опыт. Не знаю, как я смог танцевать в тот вечер, но конечно же я танцевал. Сама мадам, слава богу, не видела, как я репетировал, но, хотя я, вероятно, и не осознавал это в полной мере, подлинная причина, заставившая меня работать с упорством маньяка, заключалась в непреодолимой надежде услышать, как мадам скажет «хорошо» или, возможно, когда-нибудь добавит нечто большее.

Продолжали прибывать новые танцовщики, в том числе и Новак. Я видел, как Новак танцевал Эвсебия в «Карнавале», когда он выступал еще у Дягилева. Волинин уезжал, и его должен был заменить Лаврентий Новиков, уже танцевавший с Павловой прежде и теперь приезжавший в США как ее партнер для классических балетов и pas de deux. Каким образом я мог запомнить все эти имена: Новак, Новицкий, Новиков?

Именно в Эдинбурге, когда Хлюстин разучивал с нами новый репертуар, я так много узнал о каждом аспекте балета, и особенно о характерном танце, в котором специализировался в течение всей своей карьеры. Хлюстин поставил «Русский танец» на музыку Чайковского для Павловой и восьми девушек с Караваевым и Новицким, танцующим две мужские партии. Помню одну особую дневную репетицию, за которой, очарованный, наблюдал из партера. Хлюстин всегда проявлял большую требовательность к каждому. Но на этот раз он был более требовательным, чем всегда, по отношению к восьми девушкам. Интересно, как они все это выдержали, но я всегда ощущал, что почерпнул больше информации о различных па и общем стиле русского танца из этой репетиции, чем из всех прочих уроков и репетиций, на которых мне когда-либо доводилось присутствовать.

Затем мы приехали в Лондон на недельные финальные репетиции перед поездкой в Штаты. Пожалуй, это была самая насыщенная неделя во всей моей жизни. Сама Павлова, похоже, так страстно стремилась приступить к работе, что выехала в субботу из Эдинбурга ночным поездом, в то время как все мы остались на ночь в своих жилищах и не торопясь выехали в воскресенье. На той неделе мы очень редко видели ее, так как она репетировала в Айви-Хаус с Новиковым, которому предстояло выучить весь репертуар до отъезда. Остальная часть труппы репетировала на Уэст-стрит, маленькой улочке, отходящей от Кембридж-Сиркус, населенной по преимуществу танцовщиками, где прохожие все еще останавливаются и прислушиваются к звукам пианино, хотя могут только мельком увидеть поднятые руки и собранные в хвост волосы.

На Уэст-стрит мы работали над первым актом «Коппелии», которую Хлюстин возобновил для Викторины Кригер, присоединившейся к труппе в качестве классической балерины. Следовательно, они с Бутсовой получат по одному собственному балету. Это означало, что они не будут только лишь дублировать Павлову, и программы станут более сбалансированными. Нам к тому же следовало разучить «Фею кукол», «Амариллу», «Козлоногих» и «Диониса». Из Варшавы приехали еще двое польских танцовщиков, Домбровский и Цеплиньский. Последний привез с собой ноты «Польской свадьбы». Нужно было к тому же отрепетировать множество дивертисментов – «Венгерскую рапсодию», «Русский танец» и гопак.

Наш день начинался в десять, в час мы прерывались на ленч, затем опять приступали к работе и продолжали до шести, снова начинали работать в восемь и заканчивали в одиннадцать.

В завершение всего нам было необходимо получить паспорта, визы, купить одежду и багаж, чего никто из нас не мог себе позволить, разве что совместными усилиями. Те, кто бывал в Штатах прежде, с гордостью давали нам множество советов. Я купил теплое пальто, фрак и, поверите или нет, котелок! Интересно, много ли танцовщиков в наши дни носит их вне сцены, в те же времена это было вполне естественным. Я также приобрел твидовый костюм, который, как утверждали, будет идеальным для путешествия и который износился в клочки задолго до конца поездки. Мне довелось испытать шок, почувствовав себя чужеземцем в Соединенных Штатах, и все остатки британскости во мне немедленно оказались подавленными. Здесь я стал таким же чужеземцем, как и недавно прибывшие поляки.