Анна Шелкова

– Спасибо, конечно! Но, знаете, этими посулами не соблазните и не надо меня обхаживать. Иван Афанасьевич, рыбалка, выпивка – всё это замечательно и заманчиво, а мы сейчас на работе, а что будет завтра – не ведаем. Хотя я давненько не был нормально в отпуске, не поверите, а это так и есть! В санатории был один раз, старые раны бередят…

– Да почему же вы так считаете, Николай Сергеевич? Дурных намерений в голове не держу. А к вам я отношусь с большим уважением, от всего сердца, – Шпалин приложил к груди руки, выражая этим самым неподдельную искренность. Ему как будто было неприятно за то, что Бобров чуть ли не уличил в лицемерии и подхалимаже.

– А люди мне и вам в душу не смотрят, какие чувства испытываем, они судят о человеке по фактам. Увидят нас вместе на реке с удочками, и пойдут гулять домыслы, что пропиваем государственные денежки, – он махнул рукой, давая тому понять, что разговор закончен. Вот и выпивал он из-за этого сам, боясь кривотолков, которых и без подношений хватало…

Боброву не терпелось спросить у Шпалина о той учительнице-шатенке, с глубокими выразительными глазами. Но язык, как заклинило, не поворачивался; да ещё смущался, что директор сразу поймёт, что он положил на коллегу глаз. И не хотел перед ним обнажать свои чувства. И вместо того, чтобы заговорить о ней, Николай Сергеевич пообещал, что на ремонт школы и мебель выделит средства из отдельного фонда, без рыбалки и выпивки у костра.

Обговорив детали, в какие сроки приведётся ремонт, они вышли из школы, остановились на крыльце, с которого на три стороны сбегали бетонные ступени. Школа стояла на возвышенности, откуда частично открывался чудесный вид на село, на дорогу, которая вела в город. Шофёр из машины беспечно посматривал на шефа. Бобров достал из пиджака пачку сигарет, протянул Шпалину, но тот оказался не курящим.

– Бросил давно, спасибо, приезжайте к нам, Николай Сергеевич, – снова проговорил директор.

– Хорошо здесь, простор, чистота природная, не тронута городской цивилизацией, воздух свежий, как родник. Весну можно чувствовать только на природе, – сказал Бобров, закуривая.

В это время из школы вышла уже знакомая ему учительница, ещё с одной, весёлой. Николая Сергеевич тогда ещё не знал, что судьба к нему благоволила. Учительницы вежливо попрощались со Шпалиным, а получалось как бы заодно и с ним. От молодых женщин на него повеяло свежестью, и казалось, весь мир улыбался. Бобров почувствовал, что уже немолод, и сердце заныло тоскливо. Он был с женой разведён и от этого испытывал одиночество, особенно дома, когда дочери уходили. А потом старшая Людмила окончила пединститут и уехала по распределению в Мовель. Разлука с дочерью усиливала одиночество и только мысли о том, что рядом с ним Наташа, это его успокаивало. А когда вечером она уходила, ему делалось жутко, он пил коньяк, желая заглушить тоску. К полночи со свидания возвращалась младшая дочь, и становилось немного легче. По хмельным, тусклым глазам она видела, что отец не раз уже за вечер прикладывался к бутылке. Она была рада, что Николай Сергеевич, как раньше, не задерживался на работе. В один из таких вечеров Наташа заговорила с отцом о знакомой учительнице, так как не могла уже наблюдать, как он в одиночестве спивается. А Боброву было неприятно выслушивать её нотации…

Сейчас, стоя на крыльце сельской школы, вспомнив вечерние разговоры с дочерью, Николай Сергеевич не удержался и спросил Шпалина:

– Какой предмет ведёт эта высокая шатенка? Вы называли, но я стал рассеянным?..

– Шелкова Анна Севостьяновна? Она географ, местная, а другая – Валерия Александровна – биологию. Молодые, наша смена, – отрекомендовал Шпалин. – У нас мужчин не хватает. Анна красивая, воспитывает дочь, а с мужем не повезло…

– Да? – вздохнул Бобров, вспомнив, что дочь говорила ему как раз об этой учительнице. И вот какое счастливое совпадение! Но для него она очень молодая. Если Наташа считает, что она ему подходит, значит, возраст не помеха? Да разве он чувствует себя безнадёжным стариком, нет, он полон сил начать жить заново. Женщины его всегда интересовали, но посторонних связей, живя с женой, на работе не заводил. Могли прогнать за аморальность с должности. И не без того, влюблялся, конечно, много раз, но вовремя подавлял свои чувства, на ответственной работе нельзя было расслабляться… Про свой санаторный роман, он как будто уже забыл…