Николай Сергеевич долго не знал, чем занималась его супруга, когда он был на работе? Впрочем, так казалось только дочерям, пока они не стали смотреть на отца более чем странно, которому это бросилось в глаза.
– Папа, – как-то обратилась к Боброву старшая Людмила, – почему ты не обратишь внимания на поведение мамы?
– Что ты под этим имеешь в виду? – опешил Бобров, не ожидая категоричного упрёка дочери.
– Да ведь, она уже три недели безбожно пьёт! Разве ты не видишь? – изумлённо ответила младшая Наташа.
Николай Сергеевич нервно передёрнул плечами, как от холода, затем отчаянно взмахнул руками и недоумённо посмотрел на дочерей, выказывая тем самым беспомощность, чего от него не ожидали.
– Но что я могу поделать, может, ей рот заклеить?! – вспылил отец. – Кстати, для чего вы у меня это спрашиваете? Сначала узнайте, где она бывает, почему выпустила из рук домашнюю работу? И доложите мне немедленно! – нашёл в себе силы, закрыв лицо ладонями.
– Как не стыдно, папа! Неужели мы должны бегать за ней по всему городу? – отрезала с обидой Людмила.
– Тогда мне остаётся бросить государственные дела и заняться воспитанием матери? – Николай Сергеевич выгнул грудь колесом, как-то деланно встал на носки и опустился на пятки. Его лицо покраснело, от волнения он тяжело дышал. Он был сам изрядно навеселе, потому глядеть на дочерей остерегался.
– Прочь от меня, если вы не помощницы! – заголосил Бобров, ещё сильней покраснев от нервной натуги. – А хотите знать, мне давно не секрет, что мать пьёт. Слава Богу, хоть вы уже взрослые. Но чего сами не поговорите, у меня к ней, извините, всё давно отгорело… Хотите знать, какие причины привели к этому? Не сейчас, а в другой раз… Такую для неё создал царскую жизнь, а ей всё равно не так, подавай должность…
Николай Сергеевич запнулся, махнул отчаянно рукой, спрятал стыдливо глаза оттого, что чуть было не проболтался. Между тем он заметил, как Людмила многозначительно переглянулась с Наташей, обречённо пожала плечами, мол, дальше говорить бесполезно. Однако им донельзя было жалко отца, ведь дурные слухи о матери, которые ходили по городу, разрастались всё больше. Хотя дочкам тоже было очень стыдно перед всеми знакомыми.
Бобров не мог сказать дочерям, что был готов развестись с матерью хоть завтра. Несмотря на то что такое решение он принял давно, но развестись в суде он стеснялся. Можно было послать адвоката. Другой бы на его месте набрал телефон председателя суда и келейно намекнул оформить бракоразводный процесс, и чтобы ни один слух не проник в общество. В районе его поймут те, кто наслышан о проделках его жены, и этак по-дружески пожурят, что не удержал семейный руль. А те, кто не знают, за глаза осудят, что отразится на его дальнейшей карьере. И как раз этого он не мог допустить, чтобы на весь город прослыть руководителем с подмоченной репутацией. Но беда в том, что семейные неурядицы всё равно просочатся даже через самые толстые степы.
Николай Сергеевич действительно перестал интересоваться делами жены, её связями и тем, где она пропадала с подругами, с кем проводила время? Хотя ещё смолоду он предупреждал Галину: чтобы соблюдала нравственность, сохраняла супружескую верность и остерегалась блуда. Она была общительна, умела лицедействовать, хотя о своих обязанностях не забывала и всемерно о нём заботилась. Но с годами, правда, всё меньше искренне, и всё чаще на него озлобляясь. Николай Сергеевич не выносил раздражение жены. И пришло время, когда в треснутых отношениях с женой уже ничего нельзя было изменить. Хотя казалось, всё так же продолжала заботиться о семье, поддерживать супружеские узы, подчёркивая своё унизительное положение домохозяйки. А он, пустив всё на самотёк, не видел должного выхода из создавшегося тупикового положения…