При консулах Тиберии Клавдии (в пятый раз) и Сервии
Корнелии (Орфите)[20] поспешили досрочно
облачить Нерона в мужскую тогу[21], дабы
создать впечатление, что он достаточно возмужал и способен заниматься
государственными делами. Цезарь охотно внял настояниям раболепствующего сената,
предложившего, чтобы Нерону, в возрасте неполных двадцати лет было
предоставлено консульство, а до принятия им на себя этих обязанностей он
располагал проконсульской властью за пределами города Рима и именовался главой
молодежи. К тому же было решено раздать от его имени денежные подарки воинам и
продовольственные простому народу. На цирковом представлении, данном с целью
привлечь к нему благосклонность толпы, он появился в одеянии триумфатора, а
Британник — в претексте: пусть народ, видя перед собою одного в убранстве
полководца, а другого в детской одежде, в соответствие с этим предугадает
грядущую судьбу их обоих. Вскоре затем были удалены из преторианских когорт,
частью на основании вымышленных причин, частью под почетным предлогом повышения
в должности, те из центурионов и военных трибунов, которые скорбели об
уготованном Британнику жребии; были изгнаны из дворца и сохранявшие верность
Британнику вольноотпущенники, причем это произошло в связи со следующим
случаем. Однажды, когда Нерон и Британник при встрече обменялись приветствиями,
первый обратился ко второму по имени, а тот назвал Нерона Домицием. Агриппина с
горькими жалобами сообщает об этом мужу как о свидетельстве начавшейся между
сводными братьями розни: с усыновлением Нерона не желают считаться, в лоне
семьи отменяется постановленное сенатом, предписанное народом; если
своевременно не пресечь вопиющую злонамеренность подстрекателей, она приведет к
гибели государства. Встревоженный этими обвинениями, Клавдий обрекает на
изгнание или смерть всех наиболее честных и неподкупных воспитателей сына и
попечение о нем отдает в руки назначенных мачехой.
42.
Но предпринять решительные шаги Агриппина все-таки
не отваживалась, пока во главе преторианских когорт оставались Лузий Гета и
Руфрий Криспин, которые, по ее убеждению, были преданы памяти Мессалины и
питали привязанность к ее детям. И вот она внушает мужу, что, домогаясь
расположения воинов, они разлагают когорты, тогда как при единоначалии в тех же
когортах установится более строгая дисциплина. Так она добилась передачи когорт
в подчинение Афранию Бурру, выдающемуся военачальнику, о котором шла добрая
слава, но которому, однако, было известно, кому он обязан своим назначением.
Вместе с тем Агриппина стремилась придать себе как можно больше величия: она
поднялась на Капитолий в двуколке, и эта почесть, издавна воздававшаяся только
жрецам и святыням, также усиливала почитание женщины, которая — единственный
доныне пример — была дочерью императора, сестрою, супругою и матерью
принцепсов[22]. Но тем не менее по доносу
сенатора Юния Лупа предъявляется обвинение престарелому годами Вителлию,
который был главнейшей ее опорою и пользовался огромным влиянием (сколь
превратны судьбы могущественных!). Доносчик обвинял его в оскорблении величия и
в намерении захватить власть, и Клавдий с готовностью поверил бы этому, если бы
Агриппина скорее угрозами, нежели просьбами, не переломила его и не вынудила
лишить обвинителя воды и огня: таково было желание самого Вителлия.
43.
В этом году было много знамений: на Капитолий сели
зловещие птицы; во время землетрясения от следовавших друг за другом толчков
обрушились дома, и так как страх пред еще большими бедствиями вызвал смятение,
в образовавшейся давке было растоптано много людей; недостаток в зерне и
возникший из-за этого голод также принимались за знаменья. И дело не
ограничилось глухим ропотом, но разбиравшего судебные тяжбы Клавдия окружили с
буйными выкриками и, оттеснив на край форума, зажали в кольцо и не выпускали
оттуда, пока он не пробился наконец сквозь стену возбужденных людей, вырученный
отрядом воинов. Стало известно, что продовольствия в Риме оставалось не более
чем на пятнадцать суток, и от величайшего бедствия город избавили лишь
благоволение богов и мягкость зимы. А ведь было время, когда Италия снабжала
продовольствием свои находившиеся в отдаленных провинциях легионы, да и сейчас
она не страдает бесплодием, но мы предпочитаем возделывать Африку и Египет, и
жизнь римского народа доверена кораблям и случайностям.