И действительно, греки расположили Бизантий на
самом краю Европы, там, где пролив, отделяющий Европу от Азии, наиболее узок:
запросив пифийского Аполлона, где им основать город, они получили оракул,
гласивший, что для этого следует приискать место напротив владений слепцов[38]. Это темное прорицание указывало на
халкедонян, которые, попав сюда первыми и имея возможность постигнуть
преимущества этой местности, избрали для себя худшую. Ведь Бизантий стоит на
плодородной земле, возле обильного рыбою моря, ибо огромные косяки ее,
пробившись из Понта и испуганные протянувшейся наискось грядою подводных скал,
отклоняются от изгиба противолежащего берега и устремляются в гавани этого
города. Благодаря столь благоприятному обстоятельству жители его извлекали
вначале большую выгоду и богатели, но, изнемогая под тяжестью податей,
вынуждены молить или о полном снятии их, или хотя бы об уменьшении их размера.
Их просьба была поддержана принцепсом, подтвердившим, что, истощенные недавними
войнами с фракийцами и Боспорским царством, они нуждаются в безотлагательной
помощи. И их на пять лет освободили от податей.
64.
В консульство Марка Азиния и Мания Ацилия[39] частые знамения заставили ожидать
перемены к худшему. Сгорели зажженные небесным огнем боевые значки и палатки
воинов; на вершине Капитолия сел пчелиный рой; рождались люди со звериными
членами, и свинья произвела поросенка с ястребиными когтями. Зловещим
предзнаменованием явилась и убыль в числе высших магистратов, ибо в течение
немногих месяцев скончались квестор, эдил, народный трибун, претор и консул[40]. Но больше всего Агриппину устрашили
слова, вырвавшиеся у захмелевшего Клавдия, что такова уж его судьба — выносить
беспутство своих жен, а затем обрушивать на них кару[41], опасаясь за свое будущее, она решила действовать, и
притом поспешить: прежде всего, движимая женскою нетерпимостью, она погубила
Домицию Лепиду, ибо Лепида, дочь младшей Антонии, внучатая племянница Августа,
двоюродная тетка Агриппины и сестра ее прежнего мужа Гнея, считала, что не
уступает ей в знатности. Внешностью, возрастом, богатством они мало чем
рознились: обе распутные, запятнанные дурною славою, необузданные, — они не
меньше соперничали в пороках, чем в том немногом хорошем, которым их, возможно,
наделила судьба. Но ожесточеннее всего они боролись между собой за то, чье
влияние на Нерона возобладает — матери или тетки; Лепида завлекала его
юношескую душу ласками и щедротами, тогда как Агриппина, напротив, была с ним
неизменно сурова и непреклонна: она желала доставить сыну верховную власть, но
терпеть его властвование она не могла.
65.
Обвинили Лепиду в том, что посредством колдовских
чар она пыталась извести жену принцепса и что, содержа в Калабрии толпы буйных
рабов, нарушала мир и покой Италии. За это ее осудили на смерть, чему всеми
силами противодействовал Нарцисс, который, день ото дня все больше и больше
подозревая Агриппину в злонамеренных умыслах, сказал однажды, как сообщают, в
тесном кругу друзей, что он обречен на верную гибель, достанется ли верховная
власть Британнику или Нерону; однако он стольким обязан Цезарю[42], что ради его пользы готов
пожертвовать жизнью. Он, Нарцисс, изобличил Мессалину и Силия; если власть
попадет в руки Нерона, то и тот будет располагать сходными основаниями для его
осуждения; но зато если наследником будет признан Британник, это избавит
принцепса от опасности; а бесстрастно наблюдать козни мачехи, столь пагубные
для всей семьи Цезаря, он счел бы для себя еще большим позором, чем если бы
умолчал о распутстве его предыдущей жены. Хотя и на этот раз нет недостатка в
распутстве: Паллант — любовник Агриппины, и ни в ком не вызывает сомнений, что
честь, благопристойность, стыд — все это для нее не имеет значения по сравнению
с властью. Так рассуждая. Нарцисс возлагал все упования на Британника и,
простирая руки то к богам, то к нему самому, молился о том, чтобы он возможно
скорее достиг зрелого возраста, чтобы, возмужав, низвергнул врагов отца и
отмстил также убийцам матери.