Анни Маннинен

— Неужели жених послал мне такую весть? — проговорила Дева. — Тогда на утренней мессе я буду петь так, чтобы утешилось твое сердце.

Марикки поклонилась князю и пошла прямо в церковь, где как раз готовились к богослужению. Князь долго ждал утешительного пения Марикки, да так и не дождался. Дева не поверила ни одному слову князя и перехитрила его. Она прошла через всю церковь и вышла на улицу через ризницу. На легких крыльях Лебедя Кликуна она помчалась на север.

Сначала Дева попала в замок короля эльфов. Там, на севере, эльфы выглядят совсем не так, как здесь, на юге. Спереди принцесса эльфов была очень красивая, а сзади — просто старая сучковатая ель, обросшая серым косматым лишайником.

— Должна ли у тебя состояться свадьба с Асикко-Воином? — спросила Дева у принцессы эльфов.

— Должна, конечно, — ответила принцесса эльфов и скорчила отвратительную гримасу, — но этот дурак, отчаянный Воин, только и говорил про какую-то Деву, белую, как лилия, которая ждет его где-то на юге, и поэтому мне не удалось очаровать его.

— А в какую сторону он отсюда направился? — спросила Дева.

— Пошел по этой заколдованной тропинке, которая ведет к замку Горного Короля, хотя я его отговаривала, предупреждала, — ответила принцесса эльфов и повернулась к Деве спиной. Тут-то Марикки и увидела, что на спине у нее торчат обломанные сучки и растет серый бородатый лишайник.

Дева быстро побежала по заколдованной тропинке к замку Горного Короля. Прибежав на место, она принялась колотить кулаками в каменную стену. Про это даже песня сложена:

И вот стучится дева
В каменную дверь.
Ах, для нее настанет
Скоро скорбный день…
Выходи из укрытия,
Горный Король,
Отворяй свой тяжелый засов.
Ах, Дева теряет разум,
И сон ее будет глубок…

И тогда Горный Король вышел из своего замка и спросил громовым голосом:

— Ты пришла, чтобы стать моей невестой?

Дева ответила:

— Нет, я направляюсь на утреннюю мессу, петь в церкви. Не та ли это церковь, куда я иду?

Горный Король рассмеялся так громко, что скалы задрожали, и ответил:

— Да, это именно та церковь, заходи и ной.

И Дева, ведомая силой любви, смело вошла в каменный замок. Когда скала-дверь закрылась за нею, Горный Король сказал:

— Ну что ж, начинай свою песню, здесь идет месса!

И Дева запела. Ее голос был уже не таким звонким и нежным, как раньше, но мысль о любимом придавала Марикки сейчас такие душевные силы, что из ее сердца полилась прежняя соловьиная песня. И тогда скалы и глыбы в каменном дворце зашевелились, задвигались, и дрогнуло каменное сердце Горного Короля. Из каменного мешка, из-под трех глыб, поднялся Асикко-Воин и направился прямо к Марикки…

На этом Муттиска закончила свою сказку. Анни подождала с минуту; ей казалось, что рассказ оборвался на полпути. Но Муттиска молчала, и Анни спросила:

— Ну? А потом?

— Потом Дева с Воином стали разбираться в своих отношениях, но это меня уже не касается.

— А кого же это касается? — спросила Анни.

— Их самих, Деву и Воина, и всех других, кто причастен к этой истории, — сказала Муттиска. Ой, кливер, канаты и бром-брам-сель! Муттинен плавал по морям семь лет, а я все ждала его и ждала. И любовь наша от этого не угасла; сорок лет мы друг друга любили, да так, что сейчас наша любовь сияет для меня, как вот эта серебряная ложка!

Анни поднялась и направилась к двери.

— Спасибо тебе за твою историю, — сказала она.

— Такие вот чудеса любовь творит, — проговорила Муттиска, повертев перед глазами последнюю начищенную ложку. — Трудное это, конечно, дело — любовь, но зато — ах! — как чудесно любить!

Ничего не ответив, Анни переступила порог и выскользнула на улицу.

19

Войдя во двор своего дома, Анни увидела отца. Он шел вниз по дороге, которая, петляя вдоль склона Казарменной горы, вела через мост в город. Видимо, отец зашел домой, забрал свой рюкзак и теперь уходил, чуть склонив голову и не оглядываясь назад.

Тэри как раз обнюхивал чьи-то следы, когда Анни подошла сзади к его будке.

— Куда направился этот человек с рюкзаком? — спросила Анни у Тэри. — Это мой отец.

— Пока я не знаю, но попробую прислушаться, — сказал Тэри. — А эта черноглазка, между прочим, только что облаяла его здесь во дворе. Она сказала, что в нашем доме не потерпят всяких там бродяг и нарушителей закона.

— Эта Юлкуска все еще сует нос в чужие дела? — раздраженно сказала Анни. — Оставила бы уж нас в покое, раз все равно уходит отсюда.

— Я чертовски доволен, что она уходит, — сказал Тэри. — Хоть бы нам попался кто-нибудь подобрее.

Именно в этот момент Юлкуска появилась в дверях, таща два огромных, пухлых чемодана. На голове у нее была старая фетровая шляпа, украшенная надломанным птичьим пером. Юлкуска поставила чемоданы и, повернувшись к Анни, принялась громко браниться: