Anno domini

Выбелило волосы бураном.
В путь пора нам.
Саван шьют ветра по закоулкам, переулкам.
Знать, она пришла, моя пора, —
Лечь, как птица, телом на ветра.
Наконец-то я собой доволен, —
Волей, волей, волей, волей!

Ах, какая ночь перед затменьем —

Загляденье.
Ветры мне подмигивают хитро:
«На пол-литра».
Снова грех я на душу возьму,
А потом Полкана обниму
И поклонюсь родимому забору
Скоро, скоро, скоро, скоро!

Целая жизнь легла в землю проседью.

Целую жизнь все бегал по просекам.
Целую жизнь я с бору по сосенке
               эти слова собирал.
Целую жизнь за счастья билетиком,
Целую жизнь со слухами-сплетнями,
Целую жизнь, как будто столетия,
               этой минуты ждал.

Собираю я свои вещички, шляпу чищу.

Приглашал меня к себе Всевышний,
               да не вышло.
Ангел пухлым пальчиком грозит.
«Сбегай лучше, мальчик, в магазин!»
Ухожу, надев пиджак двубортный,
К черту, к черту, к черту, к черту!

Целую жизнь с друзьями отечными.

Целую жизнь в плевках и пощечинах.
Целую жизнь здоровьем по счетчику
               за счастья миг платил.
Целую жизнь со всеми обвенчанный,
Целую жизнь с единственной женщиной,
Самой любимой и преданной женщиной
               жил.

На огонь котлы поставьте, черти, воду грейте,

Докрасна железо раскалите. Рейс мой — литер.
Получу все то, что заслужил
Тем, что как хотелось, так и жил.
Ну-ка, кто теперь меня осудит?
Люди? Люди — будет, будет, будет!

— Знаешь, мне сегодня приснился странный сон: приехал Карнавалов, когда меня не было дома, оставил записку, а через некоторое время вернулся. Он был весел и умен. Он сказал, что разгадал смысл жизни и теперь убежден, что приумножение знаний — есть величайшее на Земле счастье. Говорил так много умных вещей и даже процитировал Ломоносова: «Математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит». Хотя, правда, не помнил, чьи это слова. Я так восхищался им во сне. Мне так приятно было встретить старого друга. А когда мы спустились с ним во двор — там стоял огромный стол человек на двести, и за ним собрались все мои близкие и дальние знакомые, все люди, которых я когда-либо знал. Они пришли по моему приглашению. Каждый занимался своими делами и разговорами, и я, для того, чтобы привлечь их внимание, постучал вилкой по бокалу, наполненному шампанским. Когда на меня устремили взоры — я извинился перед всеми за нанесенные им обиды и простил их за то, что они сделали или, наоборот, не сделали для меня. Когда проснулся — чувствовал себя счастливым, словно отдал все долги. Интересно, к чему этот сон? Может, мне пора умирать?

Анна внимательно слушала сон, но когда Вадим заговорил о смерти, ее глаза наполнились слезами. Ее так легко можно было растрогать. Вадим не раз говорил, что с ее способностью расплакаться, нужно было идти в театральное училище. Он перевел все в шутку, — что пока не собирается в могилу, но глаза его не осветились улыбкой. Жена это заметила и замкнулась в своей сочувственной грусти, ожидая перемены его настроения. Она ощущала свою беспомощность и полное его превосходство в такие моменты, заполненные тяжестью и скорбью. Гораздо легче было бы перенести громкий скандал, шумные претензии, но только не эту безысходность, которую Вадим принимал с каким-то мазохистским наслаждением. Она не могла с этим бороться и продолжала, обреченная, незаметно слезиться. Вадим заметил блеск ее глаз, но не торопился облегчать мучений, сделав вид, что его самого уже отпустило. Это был его вечер страданий. Такое случалось не часто, но, иногда, когда все же случалось, он не хотел себя сдерживать, давая возможность эмоциям вылиться наружу, и тем самым, возможно, избавить себя от психического расстройства или приступа суицида.