Annotation

— Про Бенкендорфа из военной прокуратуры знаешь?

— Нет, а должна?

— Нет. Но могла. Не буду вдаваться в детали. Его младший брат — оперирующий хирург. Нефролог. Одна загвоздка. Пятнадцать лет живет в Израиле. Но стабильно ездит оперировать в Россию. Цена вопроса — семьдесят штук.

— Я поняла. Как с ним связаться?

— Сброшу в аське его контакты. Я взял на себя смелость ввести его в курс дела. Так что он предупрежден о тебе.

— Спасибо, Леш. Ты прости, что я так поздно, — сказала она устало.

— Ничего. Я собирался звонить тебе с утра. Ты деньги такие где брать собралась, а?

— Мне обещали помочь, — навела тумана Анна. — Еще раз спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Анют, — отозвался Леша и отключился.

Теперь в ее маршруте появились новые пункты: банки. Надо было найти такой, где дадут больше и быстрее. Она металась, как бешеная белка в чертовом колесе, из которого не видела выхода. К вечеру мечтала об одном: упасть в кровать. И спать, спать, спать…

— Нашла, где дрыхнуть, — услышала Анна ворчливый голос.

Вздрогнула и раскрыла глаза. Мясистая рука толстой кондукторши крепко вцепилась в ее плечо и резво трясла, как ореховое дерево.

— Выхожу, выхожу.

От конечной до клиники возвращаться обратно три остановки. Только бы Фурсов не ушел.

Но доктор был на месте, хотя и без халата, но в верхней одежде.

— Ну что? — спросил он ее, даже не поприветствовав толком.

— Я нашла врача, — стараясь унять дыхание после быстрой ходьбы, ответила Анна. — Константин Христофорович Бенкендорф. Мне сказали, он очень хороший специалист в этой области и будет в Питере в марте. Но для этого я должна перечислить ему деньги до конца месяца. Я боюсь, не успею. Тогда он приедет только в конце мая… Черт, я знаю, это не ваши проблемы, — она устало потерла лоб.

— Не мои, — согласился доктор. — Кофе хотите?

— Да, — согласно кивнула она.

Фурсов подошел к тумбочке, на которой стоял электрочайник и щелкнул кнопку. Вынул из шкафа две чашки и спокойно сказал:

— У меня только растворимый.

— Неважно, — Анна присела на стул, скинула куртку. — Илья Петрович, вы, случайно, не знаете Бенкендорфа? Я поняла, что он давно уехал из страны.

— Знаю. Его в наших кругах многие знают — светило. Правда, с чужих берегов, — он замолчал. Достал сахарницу, поставил на стол, параллельно отодвигая в сторону кипу бумаг. Туда же определил чашки. Всыпал кофе. Проделывал все деловито и с холодноватой отстраненностью. На него это было больше похоже, чем дальнейшие слова: — Май нам не подходит, Анна Петровна.

— Почему? — голос был тихим, а лицо девушки совсем серым.

— Я вас пугать не хочу, и обнадежить мне вас нечем. Донора нет. Детей до года у нас не оперируют, потому что вес не позволяет. Развиваться нормально она не может, потому что почки не справляются. Замкнутый круг. Бенкендорф такое делает. Он вообще чудеса творит, — чайник закипел и на некоторое время Фурсов замолчал. Налил в чашки кипяток. И, наконец, добавил: — Обычно донорами становятся родители или родственники, чтобы не ждать и не нести дополнительные расходы. Обращаться к госпоже Веревкиной, я полагаю, смысла нет?

— Нет, — еле слышно прошелестела Анна.

— Ясно. Еще 90-100 тысяч.

Повисла пауза, длинная и мучительная.

— Почему май нам не подходит? — настойчиво повторила Анна вопрос.

— Левая почка в данный момент не работает совсем. Правая отказывает. На диализе она может протянуть какое-то время, но… Врача, у которого Веревкина наблюдалась во время беременности, пришибить мало. Либо ее, если она не «наблюдалась». Простите…

— Я буду искать деньги, — мрачно сказала Анна и поднялась. — Спасибо за кофе.

— Вы же не выпили.

— Да, простите. Но все равно спасибо. Можно заглянуть к Насте?

— Можно. Я санитарок предупредил, чтобы вас в любое время пускали. Сейчас ей чуточку лучше.

Анна ушла. Пробыла некоторое время в палате, поговорила о какой-то ерунде с медсестрой.

Долго добиралась домой, автобусы как сквозь землю провалились. Автомобиль, подаренный Заксом, был на экспертизе по условиям залога. Ее собственный — стоял под домом.

Заложить и его? Что еще можно? Кому нужно? За-чем?

Продрогшая, голодная, озабоченная тем, где достать недостающую сумму денег, Анна зашла в квартиру и закашлялась от табачного дыма.

— Совсем охренел? — спросила она Закса, возникнув из сизых клубов на пороге кухни.

— Совсем, — отозвался Виктор. Голос был совсем как этот дым — какой-то тягучий, ползущий, нечеткий. Язык ворочался вяло и невнятно. — Где была?

— Гуляла, — она устало села напротив него, вытащила из пачки сигарету и кивнула на бутылку виски. — И мне налей.

Закс с готовностью потянулся по столу, едва не смахнув стакан на пол. Он совсем не походил на себя. Взъерошенный, помятый, неряшливый при том, что одет был с иголочки, как обычно. Хуже всего было лицо. Из него ушла всякая резкость и четкость черт, отчего он казался старше, чем был, лет на десять. В конце концов, до бутылки он все-таки дотянулся. Стакан с соседнего стола не без труда, но поставил. И сказал:

— Я у тебя поживу?