Annotation

Она ухмыльнулась и нырнула головой ему под руку. Прижалась губами к его телу, мягко захватывала кожу. И что-то бормотала, обдавая горячим дыханием.

— Я сказал, хватит! — психанул он.

Наклонился, чтобы одной рукой усадить ее на место. И тут же краем глаза заметил машину, брошенную прямо на повороте. Крутанул руль, колеса заскользили по обледеневшему асфальту, издавая противный шипящий звук. И понял — нихрена, не успеет. Тормоза реагировать не желают. В голове трепыхнулась единственная мысль — какого дьявола она не пристегнулась? И снова дернул руль в сторону. В последний раз.

Автомобиль въехал в сугроб на обочине в нескольких сантиметрах от брошенной машины. Прежде чем Анна скатилась к ногам Закса, она шарахнулась сначала головой о дверцу, потом ее подбросило и мотнуло к рулю, долбанулась скулой и отключилась.

Он соображал несколько секунд, глядя на собственные руки в черных перчатках. Он все еще сжимал руль, вдавливая изо всех сил в него пальцы. Потом понял, что и зубы сцепил до боли.

Вздрогнул.

Расцепил зубы.

Разжал пальцы.

Выдохнул.

Бросился вниз, к Анне.

Поднял рваным движением, усадил к себе на колени. Так, что безвольно мотавшаяся голова оказалась на его плече. Сдернул с себя перчатки. Провел ладонью по ее лицу, к шее. Глотнул воздух — теперь шумно, тяжело, с едва слышным стоном.

— Аня. Аня. Аня, ты меня слышишь?

Она судорожно вздохнула, будто вынырнула из толщи воды, вздрогнула и протяжно всхлипнула. Под правым ребром вздох отозвался тупой болью. Он обнял ее, постарался усадить удобнее — проклятый руль мешал. Еще больше мешало то, как дрожали руки. И вдруг понял — сейчас мог быть конец. Если бы она вылетела в стекло или ударилась не скулой, а виском — мог быть конец. Знал, что позднее это навалится еще сильнее, чем сейчас. Знал, что начав думать, остановиться уже не сможет. И знал, что на свою гибель было бы плевать. Умирать не страшно. Бах — и нет. Страшно терять. Ее терять страшно, потому что…

— Я тебя люблю, — прошептал ей на ухо, не понимая, слышит она или нет.

Она слышала. Его слова слышала. Слышала, как гулко стучит его сердце. И впервые не знала, как поступить. Потому просто сидела у него на коленях, держа голову на его плече, не открывая глаз. И молчала.

— Если тебя не будет, я сдохну, — раздалось уже громче. И она почувствовала легкие касания его губ на своем виске.

Глава 15. Пожар

Счет пошел на дни. Это он знал точно. Он чувствовал такое однажды. Когда-то давно, когда был жив отец. Сначала случился раскол. В этот момент казалось, что все еще может зарасти. Потом сломалось. Тогда тоже было физическое ощущение ускользающего времени. Будто бы оно проходило сквозь него. Тот еще психодел.

Заксу казалось, замри он на месте, станет и видеть его, а не только осязать.

И будто пытался надышаться. Насытиться жизнью. Еще рыпался. Еще не сдавался. И все же ощущал время.

В какой-то из дней позвонил Алекс. Голос был взволнованный, даже сердитый. Не здороваясь, выпалил:

— В прокуратуру запросили всю информацию о движении средств по счетам «Надежды» за два года.

Закс помедлил, несколько секунд переваривая информацию. Потом ответил:

— У меня пока никого не было.

— Жди. Дойдут.

— Дойдут. Но сперва пусть там повозятся. Из всех трансферов выбрать то, что может сыграть против меня — еще покорячиться.

— Ё* твою мать, Закс! — психанул Алекс. — Тобой заинтересовались. Ты сомневаешься в том, что найдут? Это тебе не салочки. Цепочка запутанная, но если желание есть, распутают.

— Ты-то чего кипятишься? Тебя не тронут. Ты всего лишь открыл счет предприятию и получал свою комиссию. Все. С тебя какой спрос?

— За тебя, дурака, переживаю.

— Ааа… ну спасибо на добром слове.

— Пожалуйста, — теперь замолчал Алекс. Сопел в трубку. Наконец, выдал: — Горин?

— Больше некому. Вопрос, на какие кнопки жал. И почему решил с «Надежды» начинать. Что он знал?

— А не пох*й? Ты идиот. Надо было сразу делиться. Отдал бы ему эти гребанные бабки. И дальше жевали бы жвачку мира.

— Я лучше сяду, чем отдам ему эти деньги.

— Ну и дурак.

— Я в курсе. Ладно, спасибо за информацию.

— Удачи, — буркнул Ольховский, и на том конце раздались гудки.

Виктор откинулся на спинку кресла. Провел ладонью по коже поручня. Треснул его кулаком. И вдруг подумал, что ничего не чувствует в действительности, кроме отголоска боли в костяшках. Ни страха, ни азарта, ни отчаяния. Когда три года назад его трусили, он суетился, что-то изображал, вгрызался в сушу, чтобы не пойти ко дну. Сейчас иначе.

Скорее автоматически, потому что так было надо, снова потянулся к телефону и без особого ожидания, что тот возьмет трубку, набрал номер бывшего лучшего друга. К его удивлению, Горин отозвался.

— Говори! — звучало насмешливо.

— Что ты творишь?

— А я предупреждал.

— И чего добьешься?

Андрей рассмеялся.

— Вот и посмотрим.

— Ты ничего не докажешь, Андрей. А будешь сильно рыпаться — раздавлю.

— Докажу, не переживай. Обязательно докажу.

— Ну, пробуй.

— На этот раз у меня выйдет без проб.

Горин отключился.