Аномальная зона

– Потом? Потом, конешно, копыта откинешь. Помрёшь, то есть. Но пользу принести успеешь… Иди, иди, мозгляк. Через меня за сорок лет службы знаешь скока таких в эту дверь вошло? Да тока ни один пока обратно не вышел…

2

По другую сторону забора, куда попал Александр Яковлевич в сопровождении всё того же небритого конвоира, располагался довольно чистенький комплекс одноэтажных домиков с цветочными клумбами и даже небольшим фонтанчиком посреди засаженного ёлочками скверика и деревянными, вырезанными с любовью, скамейками для праздного отдыха.

Подведя заключённого к зданию с табличкой у двери «Центральная лаборатория», конвоир надавил на кнопку звонка и сказал, обращаясь к строгому смотровому глазку:

– Открывай. Тилигента тебе привёл.

Дверь распахнулась. Молодой охранник в накинутом на плечи поверх гимнастёрки белом халате осмотрел Студейкина с головы до ног, кивнул одобрительно:

– Очкарик. Значит, наш. Давненько вы нам людей не давали…

– И этот туда же! – разъярился пожилой конвоир. – Люди – мы с тобой. А энто – зек, падла.

– У нас тут учёные, дядь Вась, – усмехнулся молодой охранник. – Все по имени-отчеству друг друга кличут…

– Ага, – кивнул старик. – Знаю я твоих Сидор Пидорычей. Шпионские морды. Сидят тут, не работают ни хрена, цветочки, вишь ты, нюхают, – неодобрительно мотнул он головой в сторону клумбы, а потом поддал в сердцах кулаком в спину Студейкину. – Пшёл вперёд, гнида!

Внутри помещение, куда втолкнули Александра Яковлевича, ничем не напоминало лагерный барак. Скорее больницу. Оштукатуренные белёные стены, череда дверей, ведущих в рабочие кабинеты. В коридоре в межоконных проёмах – деревянные остеклённые шкафы с рядами банок на полках. На каждой посудине наклеена этикетка с каллиграфической надписью чёрной тушью – по латыни. Содержимое напомнило Студейкну кафедру ветеринарии в сельхозинституте – белесые от спирта эмбрионы, трупики животных со слипшейся шерстью, полушария головного мозга, напоминающие ядра грецкого ореха, внутренние органы, препарированные конечности с пучками заполненных синим и красным латексом кровеносных сосудов…

– Пройдёмте к завлабу, – непривычно вежливо предложил Александру Яковлевичу молодой охранник.

На обитой дерматином, замазанном густо белой масляной краской, двери Студейкин прочёл табличку – «Заведующий лабораторией М. У. Дьяков».

Кабинет изнутри тоже вполне соответствовал научному учреждению. Те же застеклённые шкафы по стенам, с плавающими в банках жутковатыми экспонатами, графики и таблицы на листах ватмана, развешанные под потолком, пара сейфов для особо секретной документации. За столом – бледный, лысый, будто сам только что извлечённый из банки с консервирующей жидкостью, субъект в старомодном, с завязками на спине, белом халате, с вышитыми красными нитками на нагрудном кармашке инициалами – «М. У. Д.».

Завлаб оторвался от чтения бумаг, посмотрел на вошедшего и, подняв пухлую, отмытую до безжизненной белизны руку, показал на стул напротив:

– Присаживайтесь, э-э…

– Студейкин Александр Яковлевич, – отрекомендовался успокоенный мирной, совсем не лагерной, обстановкой журналист.

– Не надо, – тихим, слабым голосом, с которым у больных душа отлетает, вздохнул завлаб. – Не надо фамильярности. Никакой вы не Студейкин, а… – он ткнул похожим на варёную сардельку указательным пальцем в бирку на груди вошедшего, – номер Щ-561. Я уже устал бороться в этих стенах с проявлением такого эгоцентризма! – будто пожаловался он собеседнику. – Собственные имя, фамилия как бы невольно толкают человека к индивидуальности. Вот вы, к примеру… как вы сказали ваша фамилия?

– С-с-студейкин, – ошарашено подтвердил журналист.

– Вот, – удовлетворённо кивнул завлаб. – А я Дьяков. А кто-то, скажем, Петров или Сидоров. Разные фамилии делают людей антагонистами. А советская власть подразумевает коллективизм. Вот раньше у большевиков… Никаких фамилий. Только партийные клички – для конспирации. Товарищ Ленин. Товарищ Сталин. Прекрасно!

– Мне тоже кличку в лагере дали. Товарищ Студень! – ляпнул, не подумав, Александр Яковлевич.

Дьяков скривился, как от зубной боли.

– Вы меня не поняли. Товарищество подразумевает стаю. А стая функциональна. Она объединяет особи для конкретных, направленных на выживание данного сообщества организмов, целей. А эти цели иногда могут не совпадать с интересами конкретного индивидуума. Например, на войне. Чтобы колония особей продолжала существовать, в борьбе с врагом может погибнуть до девяноста девяти процентов индивидуумов… Вы следите за моей мыслью? – неожиданно глянул он в упор на Студейкина.

– Д-а-а… Да, конечно! – встрепенулся, изобразив максимум внимания, тот.

– Во-от, – удовлетворённо кивнул завлаб. – Стая не просто функциональна. Она справедлива в высшем понимании смысла этого слова. Стая – это, если хотите, некий созданный самой природой прообраз коммунистического бытия – высшей формы общественных отношений. К которому основная масса человечества, увы, пока только стремится…